Читать книгу "Бисмарк. Биография - Джонатан Стейнберг"

Вильгельм II начал свое царствование с визитов за рубеж, где произвел очень плохое впечатление. В ноябре 1888 года он посетил Рим для аудиенции с папой и государственного визита в Итальянское королевство. Людвиг Бамбергер подытожил его первые международные контакты двумя словами – «полнейшее фиаско». Он получил письмо от давнего друга, новеллиста Генриха Хомбергера (1832–1890):

...

«Все в один голос говорят – он не понравился. «Незрелый, нелюбезный, груб, дурные манеры». Вернувшись из Ватикана, он описывал за столом аудиенцию всякого рода неприличными словами, насмехался над папой. В разговоре с юным восемнадцатилетним кронпринцем Италии, воспитанным в монастырских традициях, он допускал «des discours lestes» [104] , задавал вопросы, от которых бедолага-парень краснел. Он совершенно не интересовался искусством и античностью, и это тоже характеризовало его не с лучшей стороны»41.

Дипломатическая неуклюжесть дополнялась явно враждебным отношением к католикам и евреям. В сентябре 1888 года Вальдерзе отметил в дневнике: кайзер «не переносит евреев» и «нередко говорит» об этом публично42. И его антисемитизм не был наносным. Джон Рёль, автор многотомного биографического сочинения о кайзере Вильгельме II, написал: «Имеется столько свидетельств неприязни кайзера к евреям, в том числе и в дневниках Вальдерзе, что ее никак не назовешь периферийной, она сидела в глубине его сознания»43.

Неизбежность конфликта между молодым кайзером и постаревшим канцлером стала очевидной уже в начале 1889 года. 14 января кайзер открывал сессию ландтага в Белом зале дворца. Он провозгласил подготовку законопроекта о налогообложении в Пруссии, которое «облегчит жизнь малоимущим слоям населения»44. Бисмарку были не по душе ни законопроект, ни тем более его идеологическая направленность. Напряженная обстановка сложилась в кабинете, появился первый серьезный повод для распри между Бисмарком и кайзером, возомнившим себя «королем бедных». Самопровозглашенному радетелю бедноты предстояло тяжелое испытание, когда 3 мая 1889 года шахтеры Рура объявили забастовку, которая быстро распространилась на Саар, Саксонию и Силезию. Стачечники требовали ввести восьмичасовую сменность под землей, включая транспортировку угля, на 15 процентов увеличить заработную плату и улучшить условия труда. С 14 по 20 мая бастовали 7 тысяч человек в Верхней Силезии, 13 тысяч – в Нижней Силезии, 10 тысяч – в Саксонии, 20 тысяч – в Сааре и Аахене, а в Руре не выходили на работу 90 тысяч из 120 тысяч шахтеров. Правительство отправило в Рур столько войск, что их передвижение напомнило газете «Национал цайтунг» весенние маневры45. Паническое и в то же время надменное поведение угольных магнатов раздражало армейских командиров. 11 мая генерал Эмиль Альбедиль (1824–1897), бывший глава военного кабинета, а теперь командующий VII корпусом, расквартированным в Мюнстере, докладывал начальнику генерального штаба Вальдерзе46:

«Каждые десять минут я получаю телеграммы, оповещающие о свержении всего и вся, если не будет оказана незамедлительная военная помощь; пока же не произошло абсолютно ничего такого, что хотя бы отдаленно напоминало нанесение ущерба собственности»47.

6 мая 1889 года кайзер приказал местным властям районов, охваченных забастовками, направлять все доклады ему лично. Он также без консультаций с Бисмарком попытался заставить владельцев шахт без промедления повысить угольщикам заработки. 7 мая под выстрелами полиции погибли три шахтера, и 12 мая на совещании прусского кабинета неожиданно появился Вильгельм II и объявил о намерении председательствовать на переговорах с бастующими. После ухода кайзера Бисмарк сказал коллегам: «Молодой хозяин перенял у Фридриха Вильгельма I концепцию авторитета и власти, и необходимо уберечь его от чрезмерного рвения в этой сфере»48. У Бисмарка, как всегда, имелись свои виды на ситуацию. 25 мая он сказал: «Небесполезно будет, если не столь скоро и гладко разрешатся споры с забастовщиками и урегулируются возможные негативные последствия. Последнее обстоятельство особенно важно. Пусть либеральные буржуа прочувствуют все это». Ясно, что Бисмарк хотел напомнить либералам о пользе антисоциалистического закона. Поэтому и не надо было спешить с умиротворением забастовщиков49. Его обеспокоили не забастовки, а намерения кайзера править страной самолично, без консультаций с канцлером.

Нарастание напряженности в отношениях между кайзером и правительством вынудило Бисмарка во время летнего отдыха, 10 августа, вернуться в Берлин. 17 августа он созвал совещание кабинета для обсуждения забастовок и заявил:

...

«Если мое правительство более не вправе увольнять рабочих, не опасаясь забастовок, то это приведет к владычеству толпы, что создаст угрозу для общественной безопасности»50.

20 августа Бисмарк уехал из Берлина в Фридрихсру и вернулся в столицу лишь 9 октября, чтобы приветствовать царя Александра III, прибывшего с официальным визитом. Через три дня, 12 октября, между ними состоялся такой разговор:

...

Александр III. Вы уверены в незыблемости своего положения при молодом кайзере?

Бисмарк. Я убежден в доверии кайзера Вильгельма II и не думаю, что он уволит меня против моего желания.

Александр III. Я был бы рад, если ваш оптимизм полностью оправдается51.

Последний акт великой драмы начался 1 декабря, когда три тысячи шахтеров Эссена вышли на демонстрацию протеста против «черных списков» работодателей. Не в пример Бисмарку, Ганс Герман Берлепш (1843–1926), один из немногих либералов в высшем эшелоне провинциальной правительственной системы – обер-президент Рейнской области, – участвовал в забастовочном движении и хорошо знал стачечников. Он пришел к выводу, что рабочие являются частью «великого исторического процесса, который невозможно подавить силой»52. Он убедил нанимателей отменить «черные списки» и восстановить на работе уволенных шахтеров. Бисмарк был недоволен принятым решением, но находился, по своему обыкновению, в Фридрихсру и не имел возможности повлиять на него. Мало того, личный помощник Бисмарка – Франц Иоганнес Роттенбург, заменивший в 1881 году Кристофа Тидемана, тоже поверил в необходимость «нового курса» в социальной политике и вызвал скандал, когда в своей инаугурационной лекции как куратор Берлинского университета призвал к тому, чтобы официально признать социал-демократическую партию, чем привлек к себе внимание полиции53. Заместитель Бисмарка Карл Генрих фон Бёттихер, по описанию его биографа, был «примерным государственным служащим, сообразительным, толковым и добросовестным»: «Ему повезло – он был персона грата и для Бисмарка, и для Вильгельма II»54. Но недолго. 19 декабря Роттенбург информировал Бёттихера: «шеф» отверг политику примирения Берлепша. Канцлер поручил Бёттихеру подготовить проект Immediatbericht (личного доклада Вильгельму II), в котором он хотел довести до сведения императора следующую мысль:

...

«Мы взращиваем в рабочей среде угрозу, которая неминуемо проявится не только на избирательных участках, но и в армии. Стремление рабочих добиваться более высокой платы за меньший труд не имеет пределов… Если мы позволим им (Берлепшу и местным властям. – Дж. С .) совершить эту ошибку (вести переговоры в пользу рабочих), то ее последствия придется исправлять жесткими и, возможно, кровавыми дисциплинарными мерами ( harte und vielleicht blutige Massnahmen )»55.