Читать книгу "Панджшер навсегда - Юрий Мещеряков"

– Что они тебе кричали?

– Что меня Аллах покарает. Проклинали. Обзывали неверным, хотели побить. А что я? Этот бабай с ишаком сам лез прямо под «гусянку». Чем легче управлять: ишаком или большой машиной? Вот я и кричал, чтобы крутили хвосты своим ишакам.

– Испугался?

Курбанов в ответ молча отвернулся.

Когда Ремизов остановил свои БМП в назначенном месте, за Чарикаром, вблизи расположения мотострелкового полка, для встречи автомобильной колонны, к нему подошли штабные офицеры.

– Слушай, командир, а ты здорово разобрался. – Светловолосый капитан в наглаженной форме, с легким запахом одеколона, оттеняющим запах дорожной пыли, со значением покивал головой: – Чувствуется хватка мастера.

– Закуривай, – протянул ему пачку сигарет другой капитан, чуть полноватый, флегматичный, явно перехаживающий своего «майора», окинул его новым оценивающим взглядом. Ремизов отказался от сигарет, и он продолжил: – Двести чеков ты, конечно, сэкономил, но иногда лучше извиниться и заплатить. И весь этот базар с раздавленным ишаком был бы улажен.

Молодой офицер посмотрел на него с вопросом, совершая одно из самых важных открытий в своей жизни – он понял, зачем люди придумали деньги.

По песчаной гарнизонной дорожке навстречу Ремизову, поблескивая стеклами очков и расплываясь в широкой улыбке, шел Марков. Одетый в новое полевое обмундирование, ухоженный, посвежевший, в сверкающих туфлях, он походил на настоящего штабного начальника, инспектирующего свои владения.

– Арчи, ты? Здесь, в Чарикаре? Какими судьбами!

– Сколько зим, сколько лет! – Ремизов раскрыл руки, принимая в объятия давнего и почти забытого друга, – Мишка, ты как? Ты где? Вот ведь служба, некогда вспомнить, я уж не говорю – связаться. Сам-то сюда как попал?

– Да я в сто семьдесят седьмой полк за личным составом, за пополнением. Потом, обо мне потом. Дай я на тебя погляжу. – Марков отстранился и удовлетворенно, почти восторженно, с легким привкусом зависти рассматривал своего бывшего напарника. – А ты заматерел. Настоящий боевик, настоящий офицер.

– За два года рейдов да горной жизни не то что боевиком, аборигеном станешь. А ты, я смотрю, в командный состав выбился, обмундирование с иголочки, туфли, как зеркало.

Они присели на скамейку, прикрытую масксетью.

– Как там наши, термезские?

– Знаешь поговорку: ты да я, да мы с тобой. Савельев, Мамонтов, Черкасов да Петрович – вот и все наши. А новости? С сентября стоим на постах – вот и все новости. Я с Кондратом на тридцать третьем, напротив Паршара, помнишь такой кишлак, нет? За эти месяцы он мне все уши прожужжал, все про Питер да про Питер.

– А я из Питера вот, совсем недавно груз «двести» возил. К командировке двенадцать дней отпуска пристегнул. Видел жену Толика Рыбакина, хорошо выглядит. Только назвать ее вдовой язык не поворачивается – она весь год на танцы в наше училище ходила, подыскивала себе будущего лейтенанта. Похоже, что нашла.

– Б…ть, – презрительно выругался Ремизов.

– Теперь ты все понимаешь.

– Денег на машину накопил?

– Что ты? Пусть тесть с тещей копят. А я вернусь героем! У меня «Красная Звезда», – сказал Марков с чувством, но негромко, словно сдерживая напор торжества. И чуть смущаясь Ремизова.

– За какие дела?

– Служить в штабе, в разведбате и не быть награжденным, ты что?

– А-а, понял. Ты только Кондрату не рассказывай, когда встретишь. Он-то тебя не поймет. Его орден где-то пропал.

– Я тут ни при чем. Спасибо Володе Александрову. У него орденов и медалей – в два ряда. Удачливый. Он со своей ротой всему батальону ордена таскает. Была как-то операция, он тогда во взводных ходил. Взял караван, а там переносные зенитно-ракетные комплексы, прикинь! Ему – «Красную Звезду», комбату – «Знамя», а там и повыше персоны есть. Вовка – настоящий офицер, я ему раз объяснил, мол, возвращаться из Афгана с пустой грудью неудобно. Он не обиделся, говорит, какие проблемы, решим. Вот под это дело и меня в список на награждение включили. – Марков поправил очки на носу, вздохнул, потер левой рукой ребра и с напором продолжил: – А что ему обижаться, он свое взял полностью.

– В общем, вертеться ты научился.

– Научился, а то.

Марков отвечал с веселой иронией, нисколько не конфузился, его жизнь удалась, он чувствовал себя победителем и явно собой гордился. Открытое добродушное лицо располагало, он совершенно не боялся, что кто-то позавидует ему и украдет удачу.

– Тут, в медсанбате, такие девчонки служат, пальчики оближешь, Мамонт рассказывал? – Марков заговорщически подмигнул, не в силах скрывать от своего друга, что и он там желанный гость. – Могу познакомить.

– Ну если бы год назад… А теперь не сезон.

– Напрасно. А у меня там классная подружка есть, уж и не знаю, не поспешил ли я в свое время жениться.

– Знавал я два года назад одного лейтенанта по фамилии Марков, крепкий же был орешек, его как-то в купе поезда две шикарные молоденькие девицы не могли в постель затащить. Помнишь такого лейтенанта? – Ремизов в этот момент и сам точно не знал, сочувствует ли он своему другу. – Судя по всему, в твоей жизни большие изменения. И от твоей реликтовой моногамии не осталось и следа.

– Помню я того лейтенанта. Девиц помню, между прочим. Прошли заповедные времена, а теперь… Понимаешь, одним людям твои деньги нужны, другим – ты сам. Есть разница? – По его лицу пробежала легкая тень, не задержавшись ни в одной морщинке. – А тут скоро в Союз, заменщик раньше срока прибыл. Я бы в Баграме еще на полгода задержался. Надо решить, что делать дальше, как жить, с кем жить.

Они расстались, и Ремизов так и не узнал, кому нужны деньги, которые Марков собирал на машину, кому нужен он сам и что ему делать дальше, поскольку на полгода он здесь не задержится. Не положено. Восемь боевых машин шестой роты двинулись в обратный путь, в Панджшер, заняв место по боевому расчету в колонне тяжелых, груженных боеприпасами КамАЗов.

* * *

Утром Кондрашов, дежурный офицер, на снегу разглядел следы. Нет, не в кишлаке – рядом с постом, на расстоянии прицельного выстрела. Подошел Ремизов, начал внимательно рассматривать в бинокль обрез опушенной снегом скалы, располагавшейся справа. Снег сбит. Под скалой натоптано.

– Ну что скажешь, напарник? – Ремизов невесело усмехнулся и, не дожидаясь ответа, закончил: – Это наблюдатель. Они нас изучают. Собирай всех, кроме часовых, к нашему блиндажу.

Солдаты стояли серьезные и мрачные. Все знали о ночном происшествии, но не знали, что за ним последует. Ротный же на ходу закручивал сюжет и следом писал сценарий.

– Вот такие дела, – Ремизов сделал паузу. – «Духи» занялись нами вплотную. Готовятся к нападению. Или кто-то сомневается?

В ответ – дружное, сосредоточенное сопение.