Читать книгу "Джордж Оруэлл. Неприступная душа - Вячеслав Недошивин"

Не уверен, что Оруэлл знал, что департамент Селии был секретным, что это был закрытый филиал британского МИДа, некий «спецсектор антикоммунистической пропаганды, отвечавший за подрыв попыток СССР раскачать общественное мнение на Западе» (так пишут сегодня британцы). Впрочем, современные оруэлловеды (Скотт Лукас, например) считают, что департамент был «довольно безобидной организацией» и чуть ли не «научной кафедрой исследования информации». Но, как бы то ни было, Оруэлл как «джентльмен» сказал, что всегда рад помочь ей, но написать для них ничего не сможет: и врачи запрещают, да и не пишет он «под заказ». И, конечно, страшно удивился, когда почти сразу, 29 марта, Селия неожиданно возникла на пороге его шале.

Потом, в официальном отчете о встрече, Селия «доложит», что Джордж «восторженно и от всего сердца одобрил наши цели». Повторил, что ничего не может написать сам, но назвал несколько человек, которые могли бы это сделать. Через неделю, 6 апреля, он и впрямь пошлет ей письмо, где «аккуратным тонким почерком» перечислит несколько фамилий. «Мне не приходят в голову никакие новые имена, которые можно было бы добавить к возможному списку писателей, разве что ФРАНЦА БОРКЕНАУ (в Observer знают его адрес) и ГЛЕБА СТРУВЕ (он находится сейчас в Калифорнии), русского переводчика и критика. Конечно, есть масса американцев, – пишет, – имена которых можно найти в нью-йоркском New Leader и в Partisan Review». А дальше в том же письме предлагает составить список – не тех, кто напишет для них «заказуху», а кому как раз «не следует доверять писать для них». «Я мог бы, – неосторожно пишет он, – если это покажется ценным, дать тебе список журналистов и писателей, которые, по моему мнению, являются скрытыми коммунистами, попутчиками или же склонными к этому и не внушают доверия как пропагандисты». Добавил, правда, что «ему придется послать кого-нибудь за блокнотом, который остался дома», и предупредил: «Если я и передам вам этот список, то на строго конфиденциальной основе, ибо понимаю, что могу невольно клеветнически обозначить кого-либо как “попутчика”»…

Саму эту историю, всплывшую в конце 1990-х, раскопал Тимоти Гартон Эш. Хотя, если быть скрупулезно точным, первым упомянувшим ее, правда вскользь, был Бернард Крик в своей книге еще в 1980-м. Но именно Эш 25 сентября 2003 года опубликовал в New York Review of Books большую итоговую статью «Список Оруэлла». Статья породила бездну комментариев и публикаций в Старом и Новом свете, которые просто состязались в хлесткости заголовков: «Большой Брат министерства иностранных дел», «Черный лист Оруэлла», «Социалистическая икона, ставшая информатором». По словам Эша, эта «одна из последних загадок Оруэлла» была открыта дочерью Селии Ариан Банкес «в бумагах матери, после ее кончины, и, – пишет Эш, – она и пригласила меня написать об этом».

Селия, искусительница, вцепилась, надо сказать, в Оруэлла довольно крепко. Письмо Оруэлла она передала своему начальнику Адаму Уотсону, который написал на нем: «Пусть миссис Кирван обязательно попросит от мистера Оруэлла список скрытых коммунистов. Пусть “рассмотрит его конфиденциально по каждому” и отправит ему обратно спустя день или два…»

Селия так и сделала. Уже 30 апреля она напишет: «Дорогой Джордж, огромное вам спасибо за ваши полезные предложения. Мой отдел очень заинтересовался ими… Меня попросили передать вам, что мы были бы очень благодарны вам, если вы позволили бы нам взглянуть на ваш список попутчиков и диссидентствующих журналистов…» Письмо ее, хранящееся ныне в машинописной копии в архиве ведомства, заканчивалось: «Всегда ваша, Селия».

Оруэлл тоже не терял времени. Именно Ричарда Риса он попросил найти в его бумагах и прислать ему тот «голубенький блокнотик в четверть листа», в котором было 42 страницы и куда он заносил свои «соображения» о людском раскладе сил – о политическом раскладе. Вел его с середины 1940-х – и для себя. Видевшие блокнот пишут, что все имена в нем и едкие мнения были в «большом беспорядке». Эш напишет: Оруэлл всего лишь «пытался разобраться, кто есть кто на самом деле: кто прямой член компартии Британии, кто, по его догадкам, агент ее, а кто просто сентиментально сочувствующий». «Этот блокнот, с которым я без ограничений смог ознакомиться в архиве Оруэлла, – свидетельствует Эш, – говорит о сомнениях писателя при заполнении его. Он содержит записи и пером, и карандашом, какие-то звездочки, красные и синие пометки против иных имен. В нем было 135 фамилий, из которых десять вычеркнуты либо потому, что человек умер, как бывший мэр Нью-Йорка, либо потому, что Оруэлл решил позднее, что они не были скрытыми коммунистами. Скажем, историк Тейлор зачеркнут, а рядом – специально выделенное замечание Оруэлла: “Занял антикоммунистическую линию на конференции во Вроцлаве”». Есть подобный комментарий и против фамилии американского романиста Эптона Синклера, который отказался от своего мнения, и против Стивена Спендера («Сентиментальный сочувствующий, склонный к гомосексуализму…»), а против имени Пристли вообще поставлена непонятная красная звездочка – и знак вопроса.

Зачем это было нужно писателю – можно лишь предполагать. Возможно, для четкой ориентации в будущих политических статьях, возможно, в поиске вероятных союзников «по взглядам», а может, и для нового романа, где кто-то из «списка» мог стать прототипом. Что гадать? Могу лишь напомнить, что за два года до этого, в статье, опубликованной в New Leader, Оруэлл неожиданно написал про так называемых «агентов влияния» в своей стране: «Очень важно касательно этих людей – и это крайне трудно… определить, кто из них искренен, а кто нет. Они, безусловно, делают много вредных вещей, особенно вводя в заблуждение общественное мнение в отношении природы марионеточных режимов в Восточной Европе, но не надо и торопиться в утверждении, что все они придерживаются одного и того же мнения. Вероятно, некоторые из них действуют только под влиянием собственной глупости». И – могу дополнить: обстоятельный и даже педантичный Оруэлл и раньше составлял для себя подобные списки. Скажем, в 1942-м, в очередном «Письме из Лондона» в Partisan Review написал: «Я думаю, что мог бы составить, пусть и примерный, список людей, которые перебегут на сторону нацистов, если немцы оккупируют Англию». Предположи мы, что он опубликовал бы тогда такой список, – никто бы и ухом не повел. Я вообще считаю, что «блокнотик» его был родом записной книжки для памяти, дневника писателя. И чем этот список отличается, скажем, от сбора материалов Солженицыным для «Архипелага ГУЛАГ»? Ведь и у нашего классика была своеобразная «картотека» как на заключенных, прошедших лагеря и ссылки сталинской эпохи, так и на их мучителей и доносчиков, которые, как и у Оруэлла, были и среди политиков, и среди деятелей культуры, и среди охранителей всех мастей. Примеры можно множить. А уж если сравнивать убийственные характеристики блокнота Оруэлла с подобными записями в его же дневниках, то нельзя не поразиться их схожести. В блокноте против иных фамилий Оруэлл писал: «мягкотелый и дурак», «довольно глуп», «ограниченный», «дура, но очень богата» (записи явно для себя). А в дневниках в разные годы точно так же он характеризовал для себя таких же конкретных людей. Скажем, помянув знаменитого уже ирландского драматурга Шона О’Кейси, припечатал: «Очень глуп». И что здесь, скажите, от доноса?