Читать книгу "Сальватор. Том 1 - Александр Дюма"

Вспомнив слова, вырвавшиеся напоследок у старшего брата, капитан скользнул взглядом по роскошному убранству мастерской, по гобеленам с изображением царствующих особ, по старинным сундукам эпохи Возрождения, греческим пистолетам с серебряными приливами ствола, арабским ружьям с коралловыми инкрустациями, кинжалам в ножнах из золоченого серебра, богемскому стеклу и старинному фландрскому серебру.

Осмотр был кратким, после чего капитан перевел взгляд на сына, по-прежнему открыто и радостно ему улыбаясь.

Петрус же устыдился своей роскоши, вспомнив голые стены Планкоэской фермы и глядя на скромный костюм отца. Молодой человек опустил глаза.

– И это все, что ты можешь мне сказать? – с нежным укором спросил капитан.

– Простите меня, отец! – взмолился Петрус. – Я упрекаю себя за то, что вынудил вас бросить умирающего друга и приехать ко мне, хотя я вполне мог подождать.

– Вспомни, сынок: в своем письме ты говорил совсем другое.

– Верно, отец, извините меня. Я написал, что мне нужны деньги, но не сказал: «Бросьте все и привезите мне их сами»; я не говорил…

– Не говорил?.. – повторил капитан.

– Нет, отец, нет! – обнимая его, вскричал Петрус. – Вы отлично сделали, что приехали, и я рад вас видеть.

– Знаешь, Петрус, – продолжал отец, приободрившись после жарких объятий сына, – мне необходимо было приехать: мне нужно серьезно с тобой поговорить.

У Петруса отлегло от сердца.

– А-а, я догадываюсь, отец! – сказал он. – Вы не могли исполнить мою просьбу и пожелали сказать мне об этом сами.

Не будем больше об этом говорить, я потерял голову, я был не прав. Дядя все мне отлично объяснил перед вашим приездом, а теперь, когда вижу вас, я и сам понимаю, как заблуждался.

Капитан по-отечески улыбнулся и покачал головой.

– Нет, ничего ты не понимаешь.

Он вынул из кармана бумажник и положил его на стол со словами:

– Вот твои десять тысяч!

Петрус был подавлен при виде неистощимой отцовской доброты.

– Отец! – вскричал он. – Нет, ни за что!

– Почему?

– Я одумался, отец.

– Одумался, Петрус? Не понимаю…

– Дело вот в чем, отец: вот уже полгода я злоупотребляю вашей добротой, полгода вы делаете больше того, что в ваших силах; полгода я вас разоряю.

– Несчастный мальчик, ты меня разоряешь!.. Это не так уж трудно.

– Как видите, я прав, отец.

– Не ты меня разоряешь, бедный мой Петрус, а я тебя разорил!

– Отец!

– Да! – мысленно возвращаясь к прошлому, печально выговорил капитан. – Я сколотил королевское состояние, или, вернее, это состояние сколотилось само собой, потому что я никогда не думал о деньгах, и ты помнишь, как это состояние рухнуло…

– Да, отец, и я горжусь нашей бедностью, когда вспоминаю о том, ради чего мы лишились богатства.

– Отдай мне справедливость в том, Петрус, что, несмотря на бедность, я никогда ничего не жалел ради твоего образования и счастья.

Петрус остановил отца.

– И даже ради моих капризов!

– Как же иначе? Я хотел, чтобы ты был счастлив, мой мальчик. Чтобы я сказал твоей матери, если бы она явилась ко мне и спросила: «Как там наш сын?»

Петрус опустился перед отцом на колени и разрыдался.

– Перестань, иначе я не смогу с тобой говорить, – растерялся Пьер Эрбель.

– Отец! – воскликнул Петрус.

– Впрочем, все, что я хотел тебе сказать, я могу отложить до другого раза.

– Нет, нет, говорите теперь же, отец…

– Мальчик мой! – начал капитан, поднявшись, чтобы освободиться из объятий Петруса. – Вот деньги, о которых ты просил. Надеюсь, ты извинишься за меня перед моим братом, не правда ли? Скажи ему, что я боялся опоздать и потому вернулся тем же дилижансом, который доставил меня сюда.

– Сядьте, отец! Дилижанс отправляется в семь часов вечера, а сейчас два часа пополудни. У вас впереди пять часов.

– Ты думаешь? – проговорил капитан, не находя что ответить.

Он машинально достал из жилетного кармана серебряные часы на стальной цепочке, доставшиеся ему от отца.

Петрус взял в руки часы и поцеловал. Много раз он еще маленьким мальчиком прислушивался с детским изумлением к тому, как тикает эта семейная реликвия!

Он устыдился золотой цепочки на шее, часов с брильянтовым гербом, подвешенных на этой цепочке и покоившихся в нагрудном кармане.

– Ах, любимые мои часы! – прошептал Петрус, целуя старые серебряные часы отца.

Капитан не понял.

– Подарить их тебе? – предложил он.

– Часы, отмерявшие время ваших сражений и побед, часы, всегда стучавшие, как и ваше сердце, одинаково ровно в минуты опасности и в минуты покоя! – вскричал Петрус. – Нет, отец, я не могу их взять!

– Ты забыл упомянуть о том, что они отметили еще два важнейших момента моей жизни, Петрус: твое рождение и смерть твоей матери.

– Они отметят сегодня и третий важнейший для меня и для вас момент, отец: мою неблагодарность, в которой я сознаюсь и прошу меня простить.

– За что простить, дорогой?

– Отец! Признайтесь, что ради удовольствия привезти мне эти десять тысяч франков вам пришлось пойти на огромные жертвы.

– Я продал ферму, и только, потому я и задержался.

– Продали ферму? – не поверил Петрус.

– Ну да… Знаешь, она была слишком велика для меня одного. Если бы твоя бедная мать была жива или ты жил бы со мной, тогда другое дело.

– Вы продали ферму, принадлежавшую когда-то моей матери?

– Вот именно, Петрус. Она принадлежала твоей матери – значит, она твоя.

– Отец! – вскричал Петрус.

– Я-то свое добро пустил, как безумец, по ветру… Поэтому я и приехал! Петрус, ты меня поймешь: я, старый эгоист, продал ферму за двадцать пять тысяч.

– Да она стоила все пятьдесят!

– Ты забываешь, что я уже заложил ее за двадцать пять тысяч, которые выслал тебе до того.

Петрус закрыл лицо руками.

– Ну вот… Я приехал спросить, могу ли я оставить себе пятнадцать тысяч.

Петрус выглядел совершенно растерянным.

– На время, разумеется, – продолжал капитан. – Если позднее они тебе понадобятся, ты вправе потребовать их у меня.

Петрус поднял голову.

– Продолжайте, отец, – попросил он.

А шепотом прибавил:

– Это мне в наказание!

– Вот каков мой план, – говорил тем временем капитан. – Я куплю или сниму хижину в лесу… Ты же знаешь, как я живу, Петрус. Я старый охотник, привык к своим ружьям, к собаке. Я стану охотиться с утра до ночи. Жаль, что ты не любишь охоту! Ты бы меня навестил, мы бы вместе поохотились…