Читать книгу "Связь времен. Записки благодарного. В Новом Свете - Игорь Ефимов"

Чем дальше я вчитывался в этот текст, тем больше я впадал в тоску и растерянность. Сказать «вы знаете, это для меня эстетически неприемлемо» было бы смешно, недопустимо, звучало бы просто наглостью. Тем более людям, которым я стольким обязан, которые так помогли мне и моей семье. Ты служащий, тебе платят деньги — вот и выполняй работу, которая тебе поручена.

Я мучился ужасно. Две недели ходил больной. Марина в те недели ещё не овладела новым композером, не могла сделать работу за меня. Не то чтобы я ставил владельцев в безвыходную ситуацию. Часть русского набора всё равно отдавалась другой фирме, так что речь шла, в конечном итоге, о перераспределении работы. Но я понимал, что о таком не просят. Однако снова и снова всплывала горькая мысль: вот я уехал на пятом Десятке из своей страны, где говорят, пишут и читают на моём родном языке, уехал только для того, чтобы не участвовать в том, что мне глубоко чуждо. И оказался в ситуации, когда я должен принимать участие в том, что для меня эстетически мучительно.

В конце концов я упал Профферам в ноги. Просил поручить набор другой фирме. Обещал искупить свою вину какими-нибудь сверхурочными трудами. Они помрачнели, как и следовало ожидать. Тут всё сходилось: и то, что он себе такое позволяет, и то, что он смеет отвергать нашего любимого писателя и друга. Этому объяснения нет, прощения нет! Думаю, это был переломный момент, после которого отношение Карла ко мне резко изменилось.

NB: Поэт порой командует непослушными словами, загоняя их в размер, как командир командует необученными солдатиками, втискивая их в строй. Но слова не солдатики. За насилие над собой они мстят.

4. Разрыв

Деньги

Их всегда почему-то не хватало в «Ардисе». Иногда мы узнавали об очередном финансовом кризисе просто потому, что в день выплаты не находили на своих столах месячного чека. Иногда — потому что звонила какая-то из типографий и объявляла, что не отправит нам отпечатанный тираж новой книги, пока мы не оплатим предыдущие. Либо потому, что кончался «заряд в митере» и нас не посылали на почту заправить его.

Карл уверял, что деньги приносят только издания на английском языке, что все русские книги издаются в убыток. Я не соглашался с его способами подсчёта. В упрощённом виде его схема выглядела так: если сумма продаж не превосходила затраты на издание книги в три раза, он объявлял книгу убыточной. Он подхватил эту схему у крупных издателей, которые тратили на рекламу порой в четыре раза больше, чем на типографию. У «Ардиса» не было таких крупных накладных расходов, поэтому какой-то доход русские издания приносили, хотя и не такой, как английские. Успех переводов прозы Мандельштама, прозы Цветаевой, её же иллюстрированной биографии на английском, иллюстрированной биографии Мейерхольда был очевиден. Заказы на них шли и шли, и мы паковали их без устали. Пакеты отправлялись во все углы Америки и Канады, в Англию и другие европейские страны, в Австралию и Японию.

Видимо, окрылённые успехом, Профферы в 1980 году позволили себе сильно перекосить свой бюджет в сторону Расходов. Был куплен дорогой фотомонтажный агрегат, который простаивал без загрузки месяцами. Были наняты две новых сотрудницы. Однажды Эллендея вбежала в наш подвал радостно-возбуждённая:

— Смотрите, смотрите, что Карл подарил мне!

Мы выглянули в окно и увидели перед домом новенький «кадиллак». Постарались выразить восхищение, но каждый при этом подумал: «А получу ли я зарплату в этом месяце?» Ночами Эллендея вела задушевные разговоры с друзьями в Москве и Ленинграде. Тайс показывала мне телефонные счета: семьсот-восемьсот долларов в месяц. После ночных телефонных оргий чувство вины за транжирство заставляло Эллендею поспешно искать путей экономии. Она шла вдоль наших рабочих мест, выключая все лишние — как ей казалось — лампы, приговаривая при этом: «Так мы не разбогатеем».

Ранней весной 1980 года Профферы вернулись из Нью-Йорка в состоянии эйфории. Оказалось, что тамошние друзья подняли их на смех, узнав, что они до сих пор платят подоходный налог. Была проведена просветительная работа, семинар, на котором мичиганских провинциалов научили, какими способами можно оставлять дядю Сэма с носом. Профферы всё сделали по инструкциям и отметили неожиданную удачу покупкой новой шубы для Эллендеи.

Увы, то, что сходило с рук нью-йоркским интеллектуалам, укрывшимся за стеной из прожжённых адвокатов, не прошло в суровом Мичигане. Вскоре в «Ардис» пришло письмо из налогового управления, сообщавшее владельцам, что их старые и новые задолженности превысили все пределы допустимого. Если дядя Сэм не получит в течение месяца хотя бы двадцать тысяч, их дом может быть конфискован и выставлен на продажу. Наседали и типографии, долг которым перевалил за тридцать тысяч.

В издательстве настали чёрные дни. Слово «банкротство» хотя и не произносилось вслух, незримо висело за каждым разговором. Профферы почти не появлялись. Только когда у дверей подвала раздавалось урчание почтового джипа, Карл — небритый, опухший, несчастный — спускался вниз, быстро просматривал конверты и разочарованный возвращался наверх. Или звонил из кабинета и спрашивал у Тайс:

— От Вуди из Вашингтона ничего?

— Нет, ничего, — отвечала Тайс.

Вашингтонский Вуди стал последней надеждой всей маленькой команды тонущего корабля.

NB: «Не в деньгах счастье» — уверяют нас те, у кого их нет.

В столице

С друзьями Профферов, Вуди и Элеонор Роу, мы с Мариной познакомились ещё в Ленинграде, где они навещали нас на канале Грибоедова. Уже тогда они приглашали нас погостить у них в Вашингтоне. Теперь такая возможность представилась. Знаменитый Смитсоновский институт регулярно устраивал выступления новых русских эмигрантов, и весной 1980 года я был удостоен этой чести. Мой английский заметно улучшился за полтора года, и выступление прошло с успехом. Именно во время этой поездки произошло несколько знакомств, которые потом переросли в долгую дружбу: с профессором Университета Джорджа Вашингтона Еленой Александровной Якобсон; с югославским диссидентом Михайло Михайловым, просидевшим в титовской тюрьме семь лет; с профессором Джоном Глэдом — энциклопедическим знатоком истории русской эмиграции. Вообще вся поездка была окрашена радостным настроением и омрачилась только тем, что Марина упала на улице и сильно подвернула ногу.

В большом доме Вуди и Элеонор нам было очень Уютно, а семилетняя Наташа нашла отраду в дружбе с собачкой Панзи и с попугаем, постоянно вздыхавшим и печально обещавшим: “I’ll be right back” («Вернусь через минутку»).

Вуди Роу начал свою взрослую жизнь брокером на бирже, быстро преуспел и разбогател, но к тридцати годам разочаровался в своём ремесле. Глядя, с каким Увлечением друзья Профферы плавают в океане русской литературы, он решил последовать их примеру: начал изучать язык, читать запоем русские книги, а вскоре уже и писать статьи о них, а затем опубликовал в «Ардисе» два любопытных исследования набоковской прозы.