Читать книгу "12 правил жизни. Противоядие от хаоса - Джордан Питерсон"

Преодолев шок, женщина, которая близка к развитию агорафобии, выходит из дома и отправляется в торговый центр. Все парковочные места заняты, машину поставить некуда. Стресс нарастает. Мысли об уязвимости занимают ее, ведь недавний неприятный опыт то и дело проступает в памяти. Эти мысли запускают тревожность. Сердце бьется быстрее. Дыхание становится поверхностным и быстрым. Она слышит, как колотится сердце, и ей становится страшно — вдруг это инфаркт? Эта мысль влечет за собой еще большую тревожность. Дыхание становится еще более поверхностным, уровень углекислого газа в крови растет. И снова пульс учащается — уже из-за усилившегося страха. И когда она это замечает, сердце бьется еще быстрее.

Бум! Обратная реакция в действии. Вскоре тревога перерастает в панику, которую регулирует другая система в мозгу, заточенная на самые серьезные угрозы, возникающие из-за переизбытка страха. Симптомы обрушиваются на женщину один за другим, она торопится в больницу, где, после тревожного ожидания, ее сердце проверяют. Все в порядке. Но она не верит.

Чтобы и этот неприятный опыт превратился в полноценную агорафобию, нужна новая обратная реакция. В следующий раз, когда женщине понадобится в съездить торговый центр, ей станет тревожно от воспоминаний о прошлой поездке. Но она все равно туда отправится. По дороге она слышит удары сердца. Они запускают новый цикл тревоги и беспокойства. Предвосхищая панику, она избегает стресса в торговом центре и возвращается домой. Но теперь системы мозга, отвечающие за тревожность, отмечают, что она убежала из торгового центра, и решают, что путешествие туда действительно было опасным. Наши системы, контролирующие тревожность, очень практичны. Они предполагают, что все, от чего вы бежите, опасно. Доказательство заключается в том, что вы убежали.

Теперь торговый центр маркируется как место слишком опасное, чтобы приближаться, или женщина с зарождающейся агорафобией маркирует себя как человека слишком хрупкого, чтобы приближаться к торговому центру. Возможно, пока это не доставит ей настоящих неприятностей. Есть другие места, где можно делать покупки. Но вдруг ближайший супермаркет окажется достаточно похожим на торговый центр, чтобы запустить похожую реакцию, когда она туда зайдет, а затем ретируется. Теперь и супермаркет будет стоять в том же ряду. Потом магазин на углу. Потом автобусы, такси и метро. Вскоре страшно становится повсюду. Женщине, у которой развилась агорафобия, в конце концов становится страшно даже дома и хотелось бы бежать даже оттуда. Но она не может. И вот она застряла там. Отступление, вызванное тревожностью, делает место, которое вы покинули, еще более пугающим. Отступление, вызванное тревожностью, делает личность меньше, а все более опасный мир — шире.

Многие системы взаимодействия между мозгом, телом и социальным миром могут попасть в ловушку обратной реакции. Люди в депрессии, например, могут начать чувствовать себя бесполезными и обременительными, могут испытывать горе и страдание. Это лишает их контакта с друзьями и семьей. А такое выпадение из общения делает их более одинокими и изолированными, они острее чувствуют собственные бесполезность и обременительность. И от этого еще больше выпадают из общения. Вот так, по спирали, и раскручивается депрессия.

Если в определенный момент жизни человек серьезно задет, травмирован, внутренний детектор доминирования может добавить страданий. Такое часто случается с людьми, теперь уже взрослыми, которые подвергались злобной травле в детстве или подростковом возрасте. Они становятся тревожными, легко расстраиваются. Они заискивают, чтобы защититься, избегают прямого зрительного контакта, потому что интерпретируют его как вызов. Выходит, что ущерб, нанесенный травлей, — понижение статуса и уверенности — может сохраниться, даже когда сама травля закончится25. В самом простом случае люди, занимавшие низкое положение, стали зрелыми и перебрались в новые, более удачные для них места. Но они даже не полностью отдают себе в этом отчет. Сохраняется их контрпродуктивная психологическая адаптация к прежней реальности, они испытывают больший стресс и чувствуют больше неуверенности, чем того требуют обстоятельства. В более сложных случаях привычная предрасположенность к подчинению делает их более подверженными стрессу и неуверенности, и их привычное подчиненное позиционирование продолжает привлекать к ним негативное внимание одного или нескольких, как правило, менее успешных задир, которые все-таки встречаются и во взрослой жизни. В таких ситуациях психологические последствия прошлых обид и издевательств увеличивают вероятность травли в настоящем, хоть так и не должно быть, ведь человек повзрослел, сменил место жительства, получил образование или улучшил свой статус.

Подняться и восстать

Иногда люди подвергаются травле, потому что не могут дать сдачи. Это может происходить с людьми физически более слабыми, чем их оппоненты. Вот одна из самых распространенных причин травли, которой подвергаются дети. Даже самый крепкий шестилетка не ровня девятилетнему.

Различия в силе сглаживаются по мере взросления, когда тело перестает меняться и люди становятся физически примерно сопоставимыми (за исключением мужчин и женщин: первые обычно больше и сильнее, особенно в верхней части туловища). Кроме того, устрожаются наказания, обычно применяемые во взрослом возрасте к тем, кто продолжает физически запугивать других.

Как бы то ни было, точно так же часто люди подвергаются травле, потому что они не дают сдачи. Это нередко происходит

с теми, кто по темпераменту склонен к состраданию и самопожертвованию, особенно если они испытывают сильные негативные эмоции и издают множество отрадных для садиста звуков, свидетельствующих о страдании. Например, дети, которые быстрее начинают плакать, чаще подвергаются травле26. Также это происходит с людьми, которые по той или иной причине решили, что все формы агрессии, включая даже чувство гнева, морально неправильны. Я видел людей с особенно развитой чувствительностью к мелкой тирании и чрезмерно агрессивной соревновательности, которые ограничивали в себе все эмоции, что могли привести к росту подобных чувств. Зачастую это люди, чьи отцы были чрезмерно злыми и авторитарными. Но психологические силы никогда не бывают одномерными, и по-настоящему жуткий потенциал гнева и агрессии, способный порождать жестокость и беспредел, сбалансирован способностью этих изначальных сил давать отпор угнетению, говорить правду и мотивировать движение вперед во времена раздрая, неопределенности и опасности.

Люди, которые склонны к состраданию и самопожертвованию (а также наивны и удобны для эксплуатации), не могут вызвать в себе искренний, праведный и уместный гнев, необходимый, чтобы защитить себя, — их способность к агрессии сдерживается смирительной рубашкой слишком узкой морали. Если вы можете кусаться, обычно вам не приходится этого делать. Хорошо интегрированная способность отвечать агрессией и насилием скорее понижает, чем повышает вероятность того, что потребуется настоящая агрессия. Если вы говорите «нет» как только начинается цикл угнетения, и вы действительно имеете в виду то, что говорите (это значит, что вы недвусмысленно утверждаете свой отказ и стоите на своем), возможности угнетателя давить на вас останутся ограниченными.