Читать книгу "Последние гиганты. Полная история Guns N' Roses - Мик Уолл"

Алан вспоминает вечер, когда Том Зутаут приехал к нему домой и буквально умолял его взяться за эту группу. «Никогда этого не забуду… Он сел у окна, посмотрел на меня и сказал: «Нив, на этом моя карьера закончится. Я сяду в лужу». Он рассказал, что лейбл угрожает расторгнуть с ними контракт: «Я в отчаянии, и мне нужна помощь». Ну, и о чем же это мне говорило? Перед глазами словно высветилась огромная неоновая надпись со словами, что эти люди окончательно и бесповоротно антиавторитарны. И, если вы хоть немного меня знаете, то уже поняли, что я, конечно же, за них взялся. Некоторые особенности поведения Акселя я находил чрезвычайно оскорбительными для других, даже принимая во внимание трудности, через которые ему, возможно, пришлось пройти в детстве». В конце концов Нивен смирился и подумал, что «если удастся внедрить хоть немного дисциплины, то получится и полмиллиона записей продать».

Первый ключевой ход Алана Нивена в должности менеджера Guns N’ Roses — найденный им профессионал, который сделает все, что возможно, с их музыкой в студии. Это был Майк Клинк из Балтимора, бывший раньше инженером, а потом ставший продюсером и работавший в одной из самых известных студий Лос-Анджелеса «Record Plant» под руководством Рона Невисона — продюсера с золотыми руками и выдающимися коммерческими достижениями, в том числе многомиллионными записями Heart, Survivor, Europe, Оззи Осборна, Эдди Мани и Jefferson Starship. «Клинк понимал, что хорошо звучит на радио, «но знал, что делать с Guns N’ Roses, — сказал он. — Парни принесли мне записи, которые им нравятся. Слэш любил Aerosmith, а Акселю нравился альбом Metallica «Ride the Lightning».

Клинк привел ребят в студию «Rumbo Recorders», которой, как он надеялся и молился, они нанесут минимальный материальный ущерб. Студия находилась в Канога Парке, на равнине к северо-западу от Голливуда, и у нее была общая парковка с ветеринарной клиникой «Winnetka». «На время работы в студии я поселил их в квартиру неподалеку, — вспоминал Клинк, — и они ее разрушили. Однажды вечером дверь захлопнулась, а ключи остались внутри, поэтому парни бросили в окно булыжник. Они решили, что так будет похоже на ограбление. Когда их наконец выгнали, ни одна вещь в квартире не осталась нетронутой. Она выглядела так, будто ее решили перепланировать и начали сносить стены». Но, как позднее рассказал мне Слэш: «Мы кутили на полную, но в студии мы работали очень сплоченно. Во время работы мы не принимали наркотики и ничего такого».

Аксель познакомился с Эрин Эверли за несколько недель до начала работы в студии с Майком Клинком, но скоро стало очевидно, что эти отношения сыграют важную роль в жизни их обоих. Эрин не была похожа на друзей Акселя из родного города, как Джина Сайлер, и на большинство девушек из Стрипа, которые оказывались в адском доме. Она относилась к элите Лос-Анджелеса и жила в совершенно другом, более изысканном обществе. Ее отец — музыкальная легенда Дон Эверли, мать — актриса Венеция Стивенсон, дедушка — режиссер Роберт Стивенсон, а бабушка — актриса Анна Ли. В Акселе Эрин нашла идеального плохого парня для хорошей девочки — вокалиста самой опасной и грязной группы в Голливуде. А Аксель нашел в Эрин спасение от всего этого. Как заметил Дафф: «Аксель, бывало, пропадал на несколько дней из-за своей вечной смены настроения. Иногда он выглядел так, как будто сидит на спидах и отскакивает от стен, как мячик, иногда он спал по три дня… Я всегда понимал, насколько сильно его тип личности отличается от моего». Но Дафф, в свою очередь, был алкоголиком. Слэш плотно сидел на героине вместе со своим дружком Иззи. Стивен был менее замороченным обдолбышем. Он вообще не пользовался мозгом, спал на крышах, в углу на полу, спал долго, и ему было все равно, пьян он или трезв.

Пока музыканты недолго жили в доме, который снял для них Арнолд Стифел, различия в их жизни стали очевидны — по крайней мере, Слэш и Иззи находились в состоянии достаточной вменяемости, чтобы это заметить. Их комнаты быстро превратились в наркоманские притоны, которые сначала освещали сначала голые лампочки, а потом и вообще ничего, а Аксель ретировался на верхний этаж, где как следует обставил спальню и запер дверь. Теперь, когда у него была Эрин, появилась весомая причина отказаться от наркоманского хаоса, в который все больше превращалась их жизнь. Но и эти отношения постепенно станут непостоянными и разрушительными для них обоих. Через много лет после того, как они расстались, Эверли продала на аукционе некоторые письма и записки, которые ей написал Роуз, и они вносят немного ясности в их роман: «ОТ КРЕТИНА» — гласила записка в букете цветов; «Прости, что разозлился на тебя, ты не виновата… — начинается другая, — меня расстроила ситуация, в которой я оказался, и я не знал, как выразить словами свои чувства»; «Тебе не стоило вести себя так жестко — я должен был понять — я никогда не понимал, как я важен для тебя…» и так далее.

Хотя их брак закончился спустя несколько месяцев агрессии и обвинений в насилии, эти записки открыли в Акселе нежность, готовность идти на компромисс и просить прощения, которых никогда не видели в нем ни участники группы, ни другие люди.

Именно эти чувства, возникшие в новых взрослых отношениях, он выразил в песне — одной из последних песен для альбома «Appetite». Благодаря ей можно представить себе пропасть между вокалистом и остальными музыкантами, которым поначалу не понравилась «Sweet Child o’ Mine». Они восприняли ее как шутку. Слэш начал играть сложное сольное вступление «понарошку», а сам процесс сочинения и репетиций этой песни сравнивал с «выдиранием зубов. Тогда она казалась мне слащавой балладой». Дафф его поддерживал и называл новую песню шуточной. «Мы подумали: «Что это за песня? Из нее ничего не выйдет». «Это было не всерьез, — продолжал Слэш. — Мы жили в доме, где было электричество, диван и больше ничего. Звукозаписывающая компания недавно подписала с нами контракт, и мы раздолбайничали. Происходило много разного дерьма. Однажды вечером мы зависали там, и я начал играть этот рифф. А потом Иззи придумал к нему несколько аккордов, а Аксель начал сочинять текст. Раньше мне не нравилось играть этот отстой». Но Аксель услышал в музыке что-то, что помогло ему выразить свою лирическую идею. Как и большая часть его ранних записей, эта песня была откровенно биографическая, но очень нежная. Он вдруг стал откровенным и романтичным: «Ее волосы напоминают мне о детстве, / Где было хорошо и где бы я мог спрятаться», — что нетипично для их музыки в целом. И он точно знал, как песня должна звучать: «Я из Индианы, где Lynyrd Skynyrd считаются богами до тех пор, пока ты наконец не скажешь, что ненавидишь эту долбаную группу, — объяснил он мне. — Но, чтобы написать «Sweet Child», я купил несколько старых записей Skynyrd, чтобы добиться такой же искренности».

Аксель не терпел никаких возражений, и это окупилось, потому что песня стала поворотным моментом для него и всей группы. Она стала локомотивом альбома «Appetite», и ее бесконечно крутили по радио и по «MTV», что окончательно убедило Акселя в том, что нельзя слушать, что говорят о его песнях другие — даже Слэш. Особенно Слэш. Аксель заметно больше походил как артист на Уэста Аркина, и между ними была тесная дружба. Аркин был одним из тех главных персонажей на сцене Лос-Анджелеса, творчество которых пришлось на догранжевую, доаскетическую эпоху конца восьмидесятых — начала девяностых (к несчастью, в 1997 году он умер от передозировки опиатами, когда ему было всего 36 лет). Он познакомился с ребятами, когда жил по соседству с Даффом, и больше всего сдружился с Акселем и Слэшем, которые отзывались о нем так: «Долгое время Уэст был единственным, кому мы могли доверять». Но, несмотря на дружбу, Слэш никогда не писал музыку с Аркином. «Мы вместе тусовались и пару раз вместе играли, но мы не играли все вместе с Акселем и с ним», — рассказывал он. Неназванный «друг» позднее описывал Аркина заслуженному биографу рок-музыки Стивену Дэвису как «странную, темную личность, очень скрытного человека. Чудака. Но Роуз высоко его ценил. Аксель играл Уэсту свои песни и спрашивал его мнения об их творчестве».