Читать книгу "Дневник как путь к себе. 22 практики для самопознания и личного развития - Кэтлин Адамс"

В 1978 году я бросил колледж, потому что с самого начала не понимал, зачем я в него поступил. В следующие годы у меня было множество разных дневников. Мне кажется, что когда в моей жизни происходили значительные внутренние перемены, я делал особенно много записей. Я ездил автостопом по стране, и между рисунками и стихами, которыми полны дневники, можно найти названия городов, через которые пришлось проезжать. Мне приходилось использовать свой дневник в качестве таблички с написанным крупными буквами названием города, куда я держал путь, чтобы было видно из проезжающих автомобилей. Скрентон, Су-Сент-Мари, Монреаль, Лас-Крусес, Анкоридж — они все так и остались в блокноте.

Когда я вернулся в школу в Мизуле, я ездил товарными поездами. Мои дневники тех лет — это небольшие перекидные блокноты, пахнущие креозотом[15]. Они полны историй о бродягах, которых мне приходилось встречать и с которыми я проводил ночи: мы сидели у костра, пили растворимый кофе и дешевое вино.

Сейчас я веду два дневника одновременно. Один в компьютере: я пользуюсь им в основном для записи сновидений и работы с ними. Другой — со вставными страницами, куда, кроме самых обычных дневниковых записей, я помещаю фотографии, театральные программки, эскизы мебели, которую я делаю, рисунки образов сновидений. Одним словом, там все то, что имеет плоскую форму, легко прикрепляется к страницам и непосредственно относится к моей повседневной жизни. Вот что такое на самом деле для меня ведение дневника. За последние шестнадцать лет это занятие принимало разные формы, являясь отражением моего бытия. Я воспринимаю дневниковые записи как часть искусства жизнеописания.

Давид

(Давид, 52 года, профессор физики и математики, увлекается мотоспортом, туризмом и предпочитает жить ближе к природе.)

Я открыл для себя возможность вести дневник в пятьдесят два года, и это чудесно!

До того как попасть на курсы дневниковедения, я никогда не писал для себя. Мне приходилось создавать множество технических текстов, но ничего «художественного» я не писал со времени окончания колледжа. Я знаю, что мне не очень удаются письма, потому что никогда не получал полезной отдачи (лишь однажды — от матери).

Во время прохождения курса мы еженедельно представляли свои дневниковые записи. Через неделю нам возвращали их с полезными и доброжелательными комментариями. Сначала я чувствовал себя некомфортно, потому что приходилось постоянно делиться самыми сокровенными мыслями. Но после получения позитивных откликов все пошло хорошо. С самого начала моей основной целью было соединить бессознательное и подсознательное. Я стремился держать под контролем свои эмоции и повседневную жизнь, игнорируя внутренние конфликты и навязчивые желания.

В ходе обучения мы экспериментировали с различными методами ведения дневника. Некоторые из них оказались чрезвычайно полезными, особенно диалог с моими внутренними голосами. Я разговаривал с ребенком внутри меня, с моим высшим «я», с «блокировкой», которая препятствовала успехам в делах.

Но метод, который понравился мне больше всего, я придумал сам. Сначала я пишу пару слов, которые приходят в голову, а потом, ни о чем не думая, продолжаю писать так долго, как смогу. Иногда это могут быть просто слова. Иногда — образы. Но что бы ни возникало, это каждый раз оказывается неожиданностью и подарком.

Спустя некоторое время какая-то часть меня, которая требует постоянного контроля, начинает напоминать о себе: «Что здесь происходит? Зачем мы это пишем? К чему это приведет?» Как только это случается, мой творческий порыв исчезает, и больше ничего не появляется.

Применяя этот метод, я понимал, что весь используемый мною материал — это результат бессознательного процесса. Но что это значило? Чем больше я практиковался, тем дольше мог не давать выхода чувствам. Вскоре я начал осознавать, что пишу о себе и что эти обрывки записей настолько же наполнены смыслом, насколько и сновидения.

С тех пор использование потока сознания в процессе писания стало замечательной практикой. Сделанные мною записи показали мне, где я нахожусь с точки зрения духовного развития. Они же позволили мне заглянуть в детство и показали, как я прохожу по разным уровням бессознательного. Но самое важное — просто заниматься этим, независимо от того, буду я «анализировать» результаты или нет. Давая выход этой информации и превращая ее в осознанное, я вижу, что это имеет терапевтический эффект!

Орион

(Орион, 26 лет, студент, изучает трансперсональную и аналитическую психологию, особенно интересуется ролью мужчин и вопросом маскулинности. Здесь он делится тем, как нашел в своем дневнике достойного брата по крови.)

Мой собрат для меня так же важен, как сама жизнь. Он непринужденно смеется и улыбается. Он относится к такому типу людей, которым инстинктивно доверяешь. Он находчив, смел, компетентен, ему можно довериться в трудную минуту. Несмотря на легкость в общении с людьми, в нем есть мудрость и сдержанность. В нем ощущается какая-то тайна, и он разделяет ее со мной в большей степени, чем с кем-либо другим. Он умеет слушать, если у вас есть что сказать, концентрируется и держит вас в фокусе своего внимания. Вы всегда ощущаете его поддержку и любовь.

Но у него есть и недостатки. Он нетерпим к себе и быстро раздражается, хотя вскоре прощает и забывает. Но иногда у него возникает необходимость уединиться, он отстраняется даже от меня, чтобы уйти глубоко в себя. Порой он меня пугает, потому что умудряется воспринимать жизнь слишком серьезно. Обычно он полон самоиронии, но может выйти из себя, если не видит перспективы. И он всегда возвращается, а я жду его.

Он сделал для меня больше, чем кто-либо другой. Он — мое будущее, потому что умеет заставить меня смеяться. Когда я испытываю тяжелую депрессию, ему достаточно улыбнуться — и я улыбаюсь в ответ. Он нетерпим к моей ненависти к себе. Он выводит меня из себя, но я в нем нуждаюсь.

Он любит полноту жизни; никто не умеет так сопереживать. Когда он говорит со мной о природе, я начинаю понимать, почему индусы и мистики избегают лишить кого-либо жизни, даже муравья.

Он ценит юмор и готов смеяться даже над безвкусными или непристойными шутками второсортного комика, и это меня изумляет. Когда же ему хочется рассмешить вас, он всегда учтив, обаятелен и часто недооценивает себя. Его способность подшучивать над собой безгранична.

Но и у него бывают депрессии. Тогда его глаза выглядят темными и застывшими, будто над ним сгустились тучи и воздух стал неподвижен. Где так хорошо мне знакомый безмятежный человек? Мне никогда не приходилось видеть никого настолько выведенного из себя. Он не кричит, не стонет, не требует жалости к себе, а окутывает себя плащом молчания и выглядит безжизненным. Самое странное в этих депрессиях, что, отказываясь разговаривать, он не отдаляется от других людей физически. Мне приходилось видеть его в переполненных ресторанах, где он сидел с видом человека, вокруг которого пустота.