Читать книгу "Дайте мне обезьяну - Сергей Носов"

Основной спектакль закончился, как и положено, поклоном. «Серийный убийца» воспользовался замешательством, вызванным аплодисментами, и рванул сам на сцену, чтобы, расцеловав первичных актеров и отвесив залу поклон, стремительно скрыться, только его и видели.

Спектакль-паразит требовал некоторой подготовки, требовалось, например, изучить кратчайший путь от кулисы до служебного выхода.

Примерно тогда же Косолапов испытал себя в живописи. Он устроил выставку своих работ «23 черных квадрата». Производство черных квадратов, каждый из которых был не лучше и не хуже квадрата Малевича, оказалось на удивление дорогостоящим, и весь грант, выхлопотанный на это дело Косолаповым, ушел на покупку холстов, черной краски и аренду подходящего помещения. Пиаром квадратов уже занялись задним числом, после второй выставки Косолапова.

А вторая называлась «Каскад фонтанов» и была посвящена памяти Дюшана. 19 одинаковых писсуаров демонстрировались в трех залах галереи. О выставке много писали, вспоминали заодно и квадраты, корреспондентка Би-би-си брала у Косолапова интервью, красивое слово «симулякр» замелькало в модных журналах применительно к произведениям мастера. Сам Косолапов пиарил себя напропалую, есть упоение в саморекламе. Он объяснял: «Каскад фонтанов» не только количественно, но и качественно отличается от «Фонтана» Дюшана. Если тот единственный писсуар изначально принадлежал лично художнику (вторая авторская копия хранится в частном собрании, тогда как первая и сам оригинал, к сожалению, не сохранились), то 19 писсуаров Косолапова не суть собственность художника, но взяты напрокат в магазине-салоне «Квазар», кстати, спонсоре выставки. Директор магазина присутствовал на презентации, шампанское текло рекой, потенциальные спонсоры присматривались к персоне Косолапова.

Театр-паразит между тем бездействовал, актеры устали дурачиться, но труппа продолжала существовать виртуально – как миф, как фантом, как неуловимый для вездесущих обозревателей тайный отряд особого реагирования. И публике, охочей до зрелищ, и мнительной администрации респектабельных площадок присутствие скандальных паразитов уже начинало просто мерещиться, – не дай вам Бог уснуть во время спектакля, чихнуть, вспомнить о невыключенном утюге… Косолапов настрочил несколько аналитических работ, безбожно блефуя в описаниях своих представлений; его заметила заграница, он приглашался на театроведческие конференции (увы, на гастроли пригласить не могли в силу понятных причин). Апофеозом раскрутки в России было косолаповское выступление в телепрограмме «Аспект», когда он анонимно, с чулком на голове («нас нельзя знать в лицо»), к радости ведущего, угрожал театральной общественности новыми «паразитическими проектами», и это уже напоминало шантаж. Много позже, переболевший «дет. бол. л-ны», увлеченный черно-белым политическим пиаром, несколько обуржуазившийся (но не настолько, чтобы отказаться от косички) Косолапов прогуливался по залам Бруклинского музея. Привезли выставку с британских островов. Трудно представить, чтобы что-то могло тронуть душу Косолапова, но одному он радовался безусловно – той веселой непринужденности, с которой в меру отпущенные европейцы отдездемонили политкорректных американцев. О, нет, какая-нибудь композиция из слоновьего дерьма под эгидой Королевской Академии, может быть, и хороша была сама по себе, но разве меньшую художественную ценность имел пиаровский спектакль, разыгранный вокруг несчастных какашек? Инициирование волны возмущения, организация пикетов протестующих старушек у входа в музей, изящное позицирование высокопоставленных персон в превосходно глупейшее положение, когда они, боясь потерять лицо, вынуждены бестолково порицать организаторов вернисажа, – это все добротный, зрелищный, провокативный театр. А если бы знала публика о прихотливом узоре отношений деликатного рода, да хотя бы финансовых, сотканных с необыкновенным изяществом теневыми ткачами, кто бы пялился тогда на голого короля, чье место десятое? Но красоту этих нарядов способен оценить лишь посвященный.

Себя сегодняшнего и себе подобных Косолапов причислял к настоящим художникам. Истинное искусство – то самое – создается сегодня если не в подполье, так в закулисье. Слоновья какашка, клонированный дюшановский писсуар или говорящая кукла в лице очередного народного избранника – суть внешняя сторона представления. Настоящее творение невидимо для большинства.

Это как, представим, грибница (да, Косолапов грибник) – скрытая под землей, невероятно сложная в своей изощренной простоте, многоканальная, разветвленная, прихотливо сплетенная – вот гордость Создателя, вот натуральное чудо! – а то, что мы принимаем за гриб – всего лишь внешнее тело, отросток, предназначение которого быть съеденным; публика скушает все.

Косолапов вспомнил Курехина, и мысль его перенеслась от грибов опять к Ленину. Круг замкнулся. Косолапов в Разливе. Он еще напишет о мудрости, о знании, о мастерстве. Мастерство – вот критерий художественности. А вы: «какашки, какашки»… Как много тем. Как много идей. Хватит не на одну книгу.

2

Косолапов изучал окрестности. Его интересовали особенности городского ландшафта в связи с предстоящим свадебным торжеством.

Вообще говоря, свадьба как прием эффектной раскрутки не нов, и не Косолапов эту штуку придумал. И, хотя непосредственно до бракосочетания дело редко доходит, желание изменить свою на данный момент холостяцкую жизнь время от времени громко декларируется всевозможными искателями популярности (куда-нибудь кандидатами, например). Из практики избирательной можно вспомнить потуги по крайней мере двух независимых кандидатов на элекциях в первую и вторую Думу, соответственно одного в Нижнем Новгороде, другого – в Екатеринбурге; оба пытались украсить свои избирательные кампании неожиданными женитьбами; в обоих случаях эффект несколько ослаблялся тем, что и без того каждый из кандидатов состоял в гражданском браке со своей партнершей по PR. Таким образом, речь шла всего лишь об официальном признании уже существующего порядка вещей.

В 1998-м перед элекциями в Законодательное Собрание в Петербурге популярная драматическая актриса поведала общественности о скором заключении брака с неким субъектом, который, как сразу же выяснилось, по случайному стечению обстоятельств оказался мало известным до этого момента независимым кандидатом. До сих пор дея тели сцены поддерживали кандидатов морально, но не вступали с ними в супружеские отношения.

Хрестоматиен пример с шотландской принцессой, 1991. В трудные для себя (и страны) дни августовского катаклизма, казалось бы, нелепый слух о своей помолвке с шотландской принцессой пустил и без того сверхпопулярный тогда телеведущий информационной программы, а когда об этом заговорили все, сам же слух опроверг. Мнимая помолвка воспринималась потребителями новостей в том же ряду, что и нешуточные события тех дней – аресты и самоубийства государственных деятелей.

Вспоминается также, что пику популярности главного либерального демократа страны соответствовало его неожиданное венчание с гражданской женой (дело уже шло, по светским меркам, к серебряной свадьбе); событие широко освещалось в печати. Как раз тогда этого экстравагантного политика прочили ни много ни мало в президенты России. Впрочем, венчание – это особая тема.