Читать книгу "Волынская мадонна - Александр Тамоников"

– Перед потомками они отбрешутся, – заявил Глинский и поморщился. – Скажут, что не было ничего, поляки сами себя убили, стыдно им стало, что они неполноценные. Батальон Горбацевича, значит? – задумчиво проговорил он. – Кто такой, информация есть?

– Нет, Николай Федорович. – Цвигун покачал головой. – Информации ноль. Наша разведка – это сбор досужих сплетен. Достоверных сведений по субъекту нет. А что?..

– Да знавал я одного Горбацевича. Насильник, убийца, такая мразь, что удивительно, как земля его держит. Хотя на вид представительный, невозмутимый такой, на индейского вождя похож.

Хлопнула дверь. В землянку, пригнувшись, вошел полковник Елисеев. Он еще не мылся, только сполоснул лицо и теперь задумчиво скреб густую щетину на щеках. Видимо, раньше себе такого не позволял, брился ежедневно.

– Присаживайся, Василий Емельянович, – предложил Глинский. – Ноги-то не держат, наверное.

– Да уж присяду, не спрошу лишний раз твоего разрешения, – проворчал полковник, падая на заправленную тахту.

Он с наслаждением вытянул ноги, вынул очередную папиросу из пачки «Казбека» и поморщился, когда Цвигун щелкнул зажигалкой слишком близко от его носа. – Осторожнее, заместитель! Карту разложи.

Цвигун придвинул ногой столик, сколоченный из брусьев, извлек из планшета мятую карту района, расстелил ее.

Полковник снова поморщился.

– Вы что, мужики, вместо скатерти карту используете? Селедку на ней чистите?

Партизаны стыдливо помалкивали.

Полковник не поленился встать с лежанки, уперся руками в края стола. Он разглядывал карту с таким видом, словно собирался ее скомкать и бросить в топку.

– Имею для вас приятное известие, Николай Федорович. От вас уезжает ревизор, так сказать. Почти по Гоголю, только наоборот. Погостил в вашем бедламе, пообщался с польскими ревизионистами и оппортунистами, пора и честь знать. К утру должен быть в лагере товарища Кравца. Он ведь здесь находится, за рекой Ханкой? – Толстый палец полковника прочертил прямую линию от Росомача на запад.

Глинский переглянулся с заместителем. Не сказать, что они были в восторге от столь долгого присутствия столичного посланца в их отряде, но слишком уж неожиданной оказалась эта новость.

– Вы не торопитесь, Василий Емельянович? – осторожно спросил Глинский. – Мы только пришли из дальнего рейда.

– Времени нет, Николай, – отрезал полковник. – Вы будете делать свою работу, а я – свою. УПА, мать ее в душу, со своими мерзостями вынуждает. Не можем мы просто так за этим наблюдать. Несознательные люди в большинстве своем, но наши братья, славяне. Что ты знаешь по Кравцу?

– Все знаю, – ответил Глинский. – В Катаринском уезде его база, несколько часов по лесам в западном направлении. Следует обойти пару населенных пунктов. Сам Кравец из Юзовки, шахтер, до войны возглавлял бригаду горнорабочих. За плечами служба в кавалерии на Дальнем Востоке. Полностью наш человек. Не всегда прислушивается к приказам, может проявить излишнюю самостоятельность. Но в идейном плане верный ленинец, член партии. Кравец на Донбассе немецкие поезда под откос пускал, потом его группу по приказу из Москвы под Смоленск перебросили, чтобы немцам даже при отступлении не фартило. С боями пробился на Волынь, закрепился в Катаринском уезде. К нему даже пару раз наши «Ли-2» летали, специалистов доставляли, продукты, радиостанции.

– Ты можешь с ним связаться?

– Могу. У нас радист отменный.

– Выйди на него в течение ближайшего часа, – приказал полковник. – Пусть встречают. У центра есть идея укрупнить партизанские отряды, действующие на Волыни, превратить их в мощный ударно-оборонительный кулак. Сам посуди, у тебя сотня, у Кравца полторы. Противнику при удачном для него стечении обстоятельств достаточно батальона пехоты, чтобы ликвидировать вас обоих. И не спорь, я прав! Что могут сделать ваши отряды по отдельности? Взорвать эшелон. Захватить маленькую станцию, а потом отдать, какой была. Обстрелять колонну. Нам нужны иные возможности, Николай Федорович. Бери пример с Ковпака Сидора Артемьевича. Генерал-майора получил, полторы тысячи бойцов в наличии, автотранспорт, артиллерия. Под Сумами на фашиста ужас наводил, сейчас на Карпаты через Тернопольщину идет. Вспашет немецкие тылы, как поле перед посевной, наступать после него – сплошное удовольствие. А у вас тут что? Бандеровцы с фрицами иной раз не очень-то ладят, но когда прижмут, думаешь, не объединятся? А население в здешних областях, как ни крути, поддерживает Бандеру. Тех, кто против был, давно прибили.

– Да мы все понимаем, товарищ полковник, – буркнул Глинский.

– Не волнуйся, не придет к тебе на место жительства вся орава Кравца. – Елисеев усмехнулся. – Процесс будет долгим, согласование – трудным. Нам за грядущую зиму надо жирка накопить. – Полковник посмотрел на часы и спросил: – Как думаешь, не обложат фрицы с бандеровцами твою базу?

– Не обложат, – отмахнулся Глинский. – А полезут, мы отобьемся. Им сюда никак не пройти. Я их тут всех положу к едрене немецкой фене…

– Ну и добре, – заявил Елисеев. – В общем, посылай весточку Кравцу. Мол, так и так, встречайте гостя. До шести посплю, потом в путь-дорожку. – Он опять глянул на часы. – Организуй трех или четырех сопровождающих, чтобы люди были толковые, умелые, знали местность. Пусть среди них будет женщина. Мало ли в какую ситуацию влипнем по пути… Да что ты напрягся-то так? На твою красавицу не покушаюсь.

Кравец не очень-то обрадовался скорому прибытию посланца из столицы. Но пообещал провести субботник и выслать на опушку комитет по встрече.

К четырем часам пополудни у входа в землянку стояли трое партизан, и Глинский исподтишка их разглядывал. Молодые, красивые, жалко расставаться даже на несколько часов.

Лесе Приходько было двадцать четыре, родом из Ворошиловграда, училась в медицинском вузе, не окончила его по вполне понятным причинам. Особенно хороша была в разведке, а еще умела петь романсы под гитару, знала волынский говор и немецкий язык, пусть не в совершенстве, но достаточно, чтобы допросить «языка» и объяснить, почему его сейчас расстреляют. У Леси было забавное курносое личико, обманываться которым явно не стоило, и вьющиеся русые волосы, безжалостно стянутые веревкой.

Ивану Романюку было двадцать восемь. Светловолосый, широкий в кости, с располагающей, хотя и мрачноватой физиономией. Партизан достойный, но немного задумчивый и иногда колеблющийся. Шел с группой из украинского Полесья, не раз отличался в боях. Уверял, что в Чернигове у него невеста, поэтому был демонстративно равнодушен к женщинам в целом и Лесе Приходько в частности. В отличие от третьего члена команды.

Тарас Замула красавцем не был. Жилистый, чернявый, остроносый, но скорый на язык. Отвага его граничила с наглостью и безрассудством. К заигрываниям этого парня Леся относилась спокойно и насмешливо. Отношения у них были приятельские, поскольку у Тараса хватало ума не переходить черту.

В сороковом он пошел в Красную армию, в сорок первом выходил из окружения да застрял в лесах родного Ковельского района.