Читать книгу "Расколотый разум - Элис Лаплант"

По крайней мере, когда умер Джеймс, ты хоть что-то чувствовала. Это выливалось в странные формы, но ты глубоко переживала. Я знаю, что ты не помнишь то время, но ты вдруг сделалась завзятым садовником. Странно. Ты – и грязная работа. Точнее, ты начала рыть ямки на заднем дворе.

После того, как ты выкопала с дюжину, посадила в них розовые побеги из теплицы на Холстед-стрит. Впервые ты пришла в подобное место. А потом ты их забросила. Они, разумеется, погибли. Во дворе была куча холмиков свежей земли, на которых лежали мертвые побеги. Работа свихнувшегося крота.

Помнишь хоть что-то о тех днях? У тебя только начинали проявляться некоторые из симптомов. Конечно же, ты поделилась со мной своими опасениями. Джеймсу ты не говорила. А детям? Мне кажется, что нет. Ты просто наняла сиделку и предоставила им самим обо всем догадываться.

Магдалена сказала, что приступы агрессии становятся все хуже. Я еще ни одного не видела. Она говорит, что я тебя успокаиваю. Думаю, что это скорее знание, чем какой-то дар. Я достаточно прочла об этой болезни, чтобы понимать – нельзя предсказать будущее по прошлому. То же самое говорят о воспитании детей: как только решишь, что освоил это мастерство, все меняется.

Поэтому учителя ненавидят преподавать в разных классах, поэтому я и работала с семиклашками все сорок три года. Попробуй-ка применить все свои идеи и программу к ребенку хотя бы годом старше. Это просто не сработает.

Ты с уверенностью сегодня говорила о Фионе. Тут все ясно. По поводу нее мы единодушны. Она молодец. Мы так ей гордимся. Я так же волновалась за нее, пока она была подростком, как и любой родитель. Страшновато было за ней наблюдать лет с пятнадцати и до двадцати с небольшим.

Ты знаешь, что я серьезно отнеслась к своим обязанностям крестной. Меня не беспокоили секс и наркотики, потому что в ее жизни было и то, и то. Она была самым обычным подростком. Я больше волновалась о ее комплексе спасителя. Она всегда выручала Марка. А потом еще тот ужасный мальчик. Слава богу, с ним все закончилось до того, как ей исполнилось двадцать. А то еще замуж бы за него вышла.

Разумеется, это не могло длиться вечно. Но это повлияло на Фиону. Ранило ее. Наверное, она сильно переживала. Сильнее, чем я после сорока лет.

Хватит! Мне пора. Веди себя хорошо, дорогая подруга. Я скоро еще загляну.

* * *

Я много думала о детях. Они были так близки. Марк был настолько старше Фионы, что казалось, он ее оттолкнет, ему будет с ней скучно. Но он никогда так не поступал. И все же они рассорились. Марк иногда так ведет себя. Злится, придирается к каждому слову, отрекается от людей. А потом, через полгода-год, возвращается как ни в чем не бывало, прося прощения.

Сначала она была слишком маленькой, чтобы общаться наравне с его друзьями. Я видела, как она вздыхала то по одному, то по другому из них, но не придавала этому значения. Она была слишком худосочной, неуклюжей, слишком, черт побери, умной, чтобы интересоваться звездами футбола и героями баскетбола, которые тогда были в фаворе у дружков Марка. Но был среди них один; Фионе тогда было лет четырнадцать. У нее больше не было детского обаяния, а приятные девичьи черты еще не развились. Она была замкнутой и скрытной.

Но этот мальчик – этот юноша – однокурсник Марка, его сосед по комнате из Северо-Западного, разглядел в ней девушку. Я всегда была начеку, когда дело касалось хищников, но Эрик проскочил мимо моих радаров. Слишком болезненный, слишком робкий, совсем не очаровательный и не заносчивый, а именно это казалось мне тогда обязательной чертой успешного соблазнителя.

Я не знаю, что произошло между ними. Фиона мне не сказала. Он разбил ей сердце? Заразил чем-то? Она сделала аборт? Все из этого могло случиться, но мне кажется, что там случилось что-то не столь драматичное. Одно время я думала, она просто помогала ему с курсом статистики. И Аманда тоже так думала. Ей казалось, что девочка жалеет парня из-за его замкнутости. Никому и в голову не пришло, что ей от него что-то может быть нужно. О Фионе просто невозможно было думать в таком ключе.

Я положила этому конец однажды вечером, когда застала их: они сидели на переднем крыльце. Я не следила за ними, даже не думала о них, просто открыла дверь, а они были там. У него был обиженный взгляд, из тех, что парни любят использовать, он будто говорит: «Ты меня совсем не любишь». Не из тех, что может подействовать на Фиону, как я думала. А потом я увидела ее выражение лица. Не любовь. Нет. Кое-что похуже. Нечто вроде отчаянной обязательности. Извращенное смирение с тяжкой ношей.

Я изо всех сил старалась сдержаться и не пнуть его по костлявой заднице. Я и сейчас отчетливо помню его обиженно ссутуленные плечи, то, как он облокачивался на Фиону, желая, чтобы она отдала ему часть своей силы. Она обернулась, поняла, что именно я увидела, и тело ее, казалось, стало легким как пушинка, когда я покачала головой. Нет.

Позже вечером она в слезах обвиняла меня в том, что я разрушила ее жизнь. Так мы с удовольствием разыграли этот особый вид игры «дочки-матери», одурачив и Джеймса, и Марка. Но мы знали, что произошло на самом деле. Своевременное спасение, встреченное с благодарностью.

* * *

Я нашла письмо рядом с утренней порцией таблеток и стаканом сока. На нем было мое имя, а адреса не было. Марки тоже. Два листа нелинованной бумаги, мелкий неразборчивый почерк. Я пробежала по нему взглядом, а потом перечитала.

Мам,

мне жаль, что в последний мой приезд все так закончилось. Я так и не понял, что сделал не так. Но этот случай только подтверждает то, что я хотел сказать. Пришло время тебе продать дом и переехать в специализированное заведение.

А еще, мне кажется, настало время использовать мои полномочия поверенного. Я знаю, что тебе этого не хочется. Ты ценишь свою независимость. С помощью Магдалены шестьдесят пять процентов времени ты хорошо справляешься. Но что с остальными тридцатью пятью?

Меня очень беспокоит расследование убийства Аманды. Одно то, что ты могла быть к этому причастна (в это я, разумеется, не верю), – уже серьезное основание для переезда.

Думаю ли я, что ты опасна для окружающих? Нет. Думаю ли я, что ты можешь причинить вред самой себе? Да. Подозреваю, что я знаю не все. Подозреваю, что Магдалена с Фионой многое скрывают от меня.

Ты дала мне это право. Я его не просил. Но, раз уж оно у меня есть, я со всей ответственностью выполню свои обязанности. Конечно же, ты можешь забрать у меня такие полномочия. Ты можешь сделать то, к чему тебя принуждает Фиона (да, я пролистал твой блокнот, когда заезжал в последний раз), и лишить меня власти. Но думаю, что ты понимаешь – это будет ошибкой.

Насчет Фионы. Я беспокоюсь за нее. Почти так же, как и за тебя. Как я и сказал, когда виделся с тобой в последний раз: ты знаешь, как это с ней бывает. Как она отлично держится долгое-долгое время, а потом все идет наперекосяк – и очень быстро. Помнишь, как тогда, в Стэнфорде? Отцу пришлось отправить ее в безопасное место, чтобы она смогла наконец расслабиться.