Читать книгу "И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности - Эдвард Слингерленд"

Помимо того, что сознание позволяет нам придерживаться диеты, оно, очевидно, является ключевым элементом в том, что касается жизни в социуме. Неосознаваемая психика отлично справляется с быстрой оценкой принадлежности, распознаванием угрозы внешней среды и распознаванием эмоций по выражению лица. Но лишь сознательные процессы способны к сложному моделированию чужой психики. Сознание готовит виртуальное представление невысказанных мыслей других людей, чтобы мы могли понять, как с ними взаимодействовать: он расстроен из-за того, что я не поздоровался с ним, а она удивлена тому, что я опоздал. Кроме того, в виртуальной среде сознательной психики мы можем анализировать поступки, не совершая их. Например, вы давно увлечены женщиной, да и ей вы, кажется, нравитесь. Вы видите ее каждое утро. Что вы скажете, когда встретитесь с ней завтра в очереди в кафе? Мысленно потренируйтесь. Практика в воображении столь же важна, когда речь идет о физических навыках. Любой, кто учится ездить на велосипеде или играть в гольф, мысленно повторяет то, чему он научился, прокручивая приемы в голове, и это помогает сделать непривычные движения плавными и эффективными.

В сознательной психике также коренится язык – главный инструмент социальных животных вроде нас. Хотя у языка есть свои пределы (известно, как трудно описать вкус вина или эмоцию), он в высшей степени удобен для передачи личного опыта. Так, вы можете, хотя бы сбивчиво, объяснить мне, почему предпочитаете эту марку шардоне другой или почему злитесь на меня. Язык также важен для наррации, которая обусловливает наше неразорванное чувство собственного “я”. У эго есть дурная привычка присваивать себе достижения чувственного мышления, но без ощущения единства нарратива, которое дает сознательная психика, мы не понимали бы, кто мы, откуда и куда направляемся. Мощные галлюциногены, временно парализуя участки мозга, ответственные за ориентацию в пространстве и в языке, могут породить ощущение, каково это – жить без эго и, соответственно, языка. Возможно, такая жизнь полна цвета и волшебства. Однако, наевшись мухоморов, довольно трудно передать мысль или что-либо предпринять. Поэтому попытки передать прекрасный глубокий опыт словами, через искусство или цифровые технологии, как правило, банальны и невразумительны. (Среди записей начала 90-х годов в моем дневнике есть такие, где я неоспоримо, с диаграммами и графиками, доказываю, что Истина есть синий цвет.) Если вдохновленные наркотиками тексты и выходят пристойными (сразу вспоминаешь Джека Керуака и Олдоса Хаксли), то лишь потому, что наркотический опыт был сильно переосмыслен, преображен трезвой сознательной психикой во что-нибудь вразумительное.

Кроме того, язык играет ключевую роль в абстрактном мышлении, требующем, по словам философа Дэниела Деннета, “строительных лесов” (scaffolding). Эти цепочки рассуждений настолько сложны, что нам нужны внешние точки опоры, чтобы мы не забыли, где находимся. Такими “лесами” могут выступать важные культурные изобретения вроде исчисления, статистики или двойного слепого эксперимента, позволяющие нам открыть принципы мироустройства, недоступные чувственному мышлению. История современной науки – это история того, как за долгий срок люди объединили неизвестные доселе методы мышления и взаимодействия, позволившие прийти к выводам, противоречащим нашей интуиции, но дающим более точную картину мира. Земля движется вокруг Солнца. Простуду вызывает не холодный ветер и не голые ноги, а микроорганизмы (хотя попытайтесь это объяснить моей теще-итальянке).

Комплект “строительных лесов” можно назвать культурой: массой информации, передаваемой из поколения в поколение в рамках процесса, который во многих важных аспектах напоминает биологическую эволюцию. Одной из ключевых деталей этого процесса является то, что он может давать решения, к которым в принципе не может прийти за свою жизнь индивид или одно человеческое поколение. Так, малые, но значительные “вариации” могут быть “отобраны”, потому что одни идеи выживают, а другие – нет, хотя ни один человек никогда осознанно не решал предпочесть одну “вариацию” другой. Точно так же культурная эволюция может указать проблемы, которые нельзя заметить за время жизни одного человека, например, эффект недостатка витаминов в местной кухне, и “разработать” их решение.

У фиджийцев существует ряд пищевых запретов. Так, беременным и кормящим женщинам запрещено есть рифовых рыб определенных видов. В глазах одного поколения этот запрет может выглядеть необоснованным и нелепым. Почему бы беременной женщине не съесть кусочек барракуды или морского ежа, если ей хочется? Но недавние исследования показали, что древние табу касаются лишь тех рыб, при употреблении мяса которых высока опасность получить заболевание сигуатеру: отравление, вызванное накоплением токсинов в организме некоторых рыб на вершине местных пищевых цепочек. Табу существенно снижают для женщин риск отравиться, когда они наиболее уязвимы. Важно, что прямая связь между поеданием барракуды, заболеванием сигуатерой и рождением больного ребенка не обязательно была установлена конкретным членом сообщества. Люди, принадлежащие к одной культуре, просто стали избегать запретной рыбы. Люди склонны подражать тем, кто добился успеха. Кроме того, на Фиджи в почете женщины с большими семьями и успешными детьми (которые также нередко являются теми, кто не ел ядовитую рыбу во время беременности и кормления). Все это привело к возникновению адаптивной системы пищевых запретов, которая из поколения в поколение передавалась в рамках культурной эволюции.

Как и на Фиджи, накапливаемый со временем “коллективный разум” группы обычно могущественнее разума отдельного ее члена. Поэтому столь важно культуральное наследование и поэтому методы вроде краудсорсинга работают. Сюнь-цзы сравнивает конфуцианский Путь, унаследованный его поколением, с указателем переправы через глубокую бурную реку. Люди, пробуя и ошибаясь, нашли удобное для переправы место и оставили знаки, чтобы и мы воспользовались бродом. Мы можем игнорировать их указания и импровизировать, но это контрпродуктивно и просто опасно. Иными словами, если уважаемый член общины советует варить эти корнеплоды два часа, а после растолочь благословленной жрецом палкой, пропев двадцать раз священную песнь, возможно, стоит заткнуться и сделать в точности то, что вам сказали.

Наша способность полагаться на личное рассудочное мышление (работа участков мозга, отвечающих за когнитивный контроль) и заимствованное рассудочное мышление (плоды таких мыслительных усилий, сохраненные культурой) означает, что мы, в отличие почти от всех существ, не являемся заложниками бессознательного. Мы можем перерабатывать и употреблять в пищу продукты, которые не стало бы есть ни одно другое животное. Мы можем обмениваться информацией, где найти добычу в разные времена года, как построить пригодный для моря каяк и как разрешать споры между партнерами по охоте. Это позволило людям освоить почти все экосистемы планеты. Но, живя в крупных, сложных социальных группах, которые появляются вместе с культурой, мы нуждаемся не только в рассудочном мышлении. Это хорошо понимали конфуцианцы.

Рассудка недостаточно: встраивание сознательного в чувственное

Во всех мировых религиях встречается идея, что “тело”, “плоть” (вместилище желаний, инстинктов и бессознательных привычек, укорененных в чувственном мышлении) является препятствием на пути к самосовершенствованию, а единственный способ подчинить “тело” – использовать “дух”, “разум”. Мы находим этот мотив и у конфуцианцев. Например, Сюнь-цзы любил сравнивать разум с правителем. Иероглиф синь, который мы переводим как “разум”, обозначает конкретный человеческий орган – сердце, так что иногда синь переводят так: “сердце (разум)”. Для древних китайцев “сердце (разум)” было не только источником некоторых эмоций, но и, что важнее, источником рассудочного мышления и воли. В то время как другие органы могут функционировать лишь “чувственным” способом, “сердце (разум)” способно останавливаться, взвешивать “за” и “против” и принимать осознанное решение. Из-за этой уникальной силы его считали естественным правителем личности.