Читать книгу "1941-1945. Оболганная война - Армен Гаспарян"

Итак, негативным результатом зимней войны для СССР стало подтверждение слабости Красной армии. Разгромить Финляндию в кратчайшие сроки не удалось. Однако наши вооруженные силы получили опыт ведения войны в зимнее время на лесисто-болотистой территории, прорыва долговременных укреплений и борьбы с противником, применяющим тактику партизанской войны.

Самым же главным итогом войны, запечатленным массовым сознанием, стал прорыв линии Маннергейма: наша армия сделала то, что всем казалось невозможным.

И в этой связи можно говорить о целом наслоении мифов, поскольку после окончания советско-финской войны в Советском Союзе сразу начали преувеличивать мощь этого укрепленного района. Говорилось, что линия Маннергейма создана по последним европейским образцам, что она более непреступна, чем линия Мажино, что ее строили лучшие инженеры. И в обществе сложилось представление, что вся Финляндия – одна сплошная неприступная линия Маннергейма.

На самом же деле финны попросту не имели достаточно финансов на возведение новейшей разветвленной системы оборонительных сооружений, часть объектов была безнадежно устаревшей. Укреплен был только Карельский перешеек, далее на север простиралась тайга с еще худшей дорожной сетью. В месте прорыва советскими войсками имелось всего два крупных современных бункера и несколько устаревших. Минные поля были далеко не везде. На мины не хватало денег, зачастую использовались самодельные снаряды.

Можно отметить лишь лучшую стрелковую подготовку финских военных, и связано это с образом жизни самих финнов. Навыки стрельбы были для них чем-то само собой разумеющимся. Б. К. Иринчеев в качестве примера приводит факт того, что в ходе скрытой мобилизации в 1939 году каждый третий финский солдат явился на сборы с личной винтовкой. Здесь же уместно вспомнить о шюцкоре – гражданской гвардии самообороны, которая существовала с 1917 по 1944 год.

Первый неудачный штурм линии стал результатом плохой подготовки операции, недостаточного уровня взаимодействия между родами войск и отсутствия нормальной разведки. Однако к планированию нового штурма советское командование подошло по науке, в том числе изучив опыт западных стран во время Первой мировой войны. На Карельском перешейке было сосредоточено большое количество артиллерии, и войска вели просто ураганный огонь.

С тяжелыми условиями ведения операции связан еще один миф. Сильные морозы, снежный покров, обилие дотов, глубина минного покрытия, снайперские обстрелы – атаковать в такой ситуации едва ли сможет какая-либо армия. И во многом благодаря популяризации темы заградотрядов нашим кинематографом в обществе сложился некий стереотип: если наша армия успешно атакует, значит, обязательно сзади кто-то должен держать войска на прицеле пулемета.

Однако историки считают, что в ходе советско-финской войны, в частности при штурме линии Маннергейма, в Красной армии заградотрядов не было. Как и на любой войне, были случаи дезертирства, самострелов и показательных расстрелов.

Относительно же сложнейших климатических условий Б. К. Иринчеев предлагает обратить внимание на то, что первое декабрьское наступление состоялось при снежном покрове порядка 30 сантиметров и температуре не ниже минус 10 градусов. Морозы ударили в середине января, когда на Карельском перешейке активных боевых действий не велось, поскольку Красная армия готовилась к следующему штурму. Наиболее сложной погодной ситуацией стали оттепель с мокрым снегом и последовавшее резкое снижение температуры. Люди на передовой просыпались буквально в ледяном панцире.

Плюс ко всему финны обладали преимуществами в некоторых на первый взгляд незначительных аспектах. На вооружение армии Финляндии была принята лодочка-волокуша, в которую могли впрягаться несколько лыжников. С ее помощью финны перемещали по бездорожью, через снег тяжелые пулеметы, минометы, а также раненых. Кроме того, финские военные использовали рассчитанную на 12 человек палатку с печкой, что позволяло создать для солдат более комфортные условия. Лыжная подготовка у финнов была лучше, чем у советских войск. В общем, в определенном смысле эти небольшие преимущества стали серьезным ответом Красной армии, обладавшей значительным техническим превосходством.

Подводя итог, нельзя не затронуть вопрос освещения этой забытой войны в самой Финляндии, общество которой было действительно едино в своем желании оборонять страну. И советско-финская война до сих пор воспринимается как акт агрессии соседа, от которого финны отбились, понеся большие потери и утратив часть территории. Вторая мировая война и активное сотрудничество Финляндии с Германией расцениваются финляндским социумом как совершенно отдельная история.

Глава 6. Главное оружие победы. Июнь 1941 года

Долгое время после войны советская историческая наука избегала давать оценки по поводу количества имевшейся на вооружении СССР бронетехники, в частности танков. Писали буквально следующее: «Советские конструкторы еще до начала Великой Отечественной войны разработали новый образец среднего танка Т-34 и тяжелого танка КВ». Однако к производству этой техники приступили только в конце 1940 года, поэтому к началу сражений с фашистской Германией наши танковые войска имели эти модели в ограниченном количестве. Даже в специализированной литературе в то время не сообщалось ни о количестве танков в армии, ни о распределении их по механизированным корпусам.

По современным статистическим данным, Советский Союз на начало войны имел 24 300 танков. Это число упоминается и в книгах небезызвестного В. Суворова. На мой взгляд, вопрос соотношения сил бронетехники СССР и Германии заслуживает отдельного обсуждения. В книге Д. Шеина и А. Уланова «Порядок в танковых войсках? Куда пропали танки Сталина» приводятся донесения советской разведки. Предполагалось, что только одна Германия выставит на поле боя одновременно около 10 000 танков, а мощность немецкой бронетанковой промышленности оценивалась в 20 000 танков в год. Естественно, на фоне этого количества численность советского танкового парка уже перестает выглядеть такой значительной, тем более с учетом рассредоточенности нашей техники по всей огромной стране. Ведь мы нуждались в определенной концентрации своих сил как на Дальнем Востоке, так и в Средней Азии и Закавказье.

В итоге, как отмечает Д. Шеин, в наших западных округах насчитывалось около 14 000 танков. И отсюда возникает закономерный вопрос: были ли у Сталина достоверные сведения о реальной численности танковой группировки немцев?

Как отмечают многие историки, разведка в донесениях давала вождю многократно завышенную общую численность немецкой армии. Таким образом, Советский Союз получал основания считать себя серьезным и значимым противником. Однако сравнивая эти данные с числом, которое, как предполагалось, необходимо Германии для нападения, руководство страны думало, что противник пока не сконцентрировал достаточного количества сил у границ.

И здесь встает следующий вопрос: почему же руководители СССР не воспользовались предложением маршала М. Н. Тухачевского, сделанным еще в декабре 1927 года? Военачальник выступил с инициативой строительства в течение года-двух 50–100 тысяч танков, которые могли бы стать тем самым необходимым заградительным барьером на пути германского агрессора. При ближайшем рассмотрении несложно заметить утопичность этого предложения. Во-первых, в это время ни Германия, ни Япония вообще не располагали танками. Что касается оговоренного количества, то даже за 1944-й – год пикового производства в мировом танкостроении – Советский Союз, США, Великобритания, Германия, Япония и все остальные страны, вместе взятые, не произвели 100 тысяч танков. Что вообще означала бы реализация идеи Тухачевского для экономики страны, только встававшей на путь индустриализации? Полную остановку производства на всех заводах тяжелого машиностроения и их перестройку для выпуска танков. А это невероятные трудовые, материальные, энергетические и финансовые затраты. Далее мог произойти полный крах экономики, да и всей страны. И все это без учета таких «мелочей», как решение вопросов использования этих заводов в будущем, комплектования танковых войск обученными кадрами, обслуживания техники и т. д. Неслучайно Сталин ответил К. Е. Ворошилову, направлявшему записку М. Н. Тухачевского, буквально следующее: