Читать книгу "Лебединая песня. Любовь покоится в крови - Эдмунд Криспин"

Он посмотрел на часы.

— Сейчас два. А ехать туда самое большее час, даже на моей машине.

Машина профессора Фена, он дал ей имя «Лили Кристин», славилась тем, что вела себя как ей заблагорассудится, часто не подчиняясь приказам хозяина.

Адам, правда, об этом не знал.

— И чем ты займешься, дорогая?

— Наверное, схожу в кино, — ответила Элизабет. — Или посижу почитаю у камина. А когда вы вернетесь?

— Если все пойдет нормально, то где-то между чаем и обедом, — бодро отозвался Фен.

Смысл выражения «если все пойдет нормально» Адам постиг, только когда они тронулись в путь. Машина была еще та, да и водитель ей не уступал. В общем, езда оказалась веселая.

— Осторожнее, осторожнее, — то и дело вскрикивал он, уцепившись за подлокотники сиденья.

На что Фен беззаботно отзывался:

— Зря вы беспокоитесь, мой друг, все в полном порядке.

И поворачивал руль за долю секунды до лобового столкновения с автобусом. У Адама все внутри холодело.

Автомобиль был красного цвета, небольшой, очень шумный и сильно потрепанный. Крышку радиатора украшала хромированная фигурка обнаженной женщины, а через весь капот шла надпись крупными печатными буквами: ЛИЛИ КРИСТИН III.

— Я купил ее, — Фен убрал руки с руля, чтобы достать сигарету, — у студента-выпускника. Всю войну она простояла на консервации, не думаю, что это пошло ей на пользу. — Он сокрушенно покачал головой. — Особенно двигателю.

Как бы то ни было, но за три четверти часа они добрались до Хай-Уикома и свернули к Амершему.

— Чарльз Шортхаус женат? — спросил Фен.

— Нет, — ответил Адам. — Но живет в связи, которую общество считает греховной, с женщиной по имени Беатрикс Торн. — Он помолчал. — Должен заметить, внешне она непривлекательна. Причем сильно. Но у некоторых композиторов со вкусом что-то неладно. Судя по тому, каких они выбирали женщин. Возьмите хотя бы княгиню Витгенштейн, гражданскую жену Листа, или мадемуазель Ресио, одну из жен Берлиоза, или Козиму, вторую жену Вагнера, дочь Ференца Листа. Красотой ни одна из них не блистала.

— Да, — глубокомысленно заметил Фен, с шумом переключая скорость, — видимо, это необходимое условие для творчества. В общении с такими женщинами они черпали вдохновение. Полагаю, данное правило не является универсальным и всеобъемлющим. Наверное, есть исключения.

— Наверное, — согласился Адам.

— Они живут вдвоем?

— При нем, кажется, есть личный секретарь. Забыл его фамилию. Он же и переписчик нот — с оперных партитур пишет клавиры. И, кажется, присутствуют еще несколько приживалов.

— И каково финансовое положение композитора Шортхауса?

— Довольно неплохое, — заметил Адам. — Я думаю, на уровне Уолтона и Воан-Уильямса[8]. Заслуживает ли он этого — другой вопрос. На мой взгляд, Чарльз Шортхаус бездарен.

— И он не любил брата?

— Терпеть не мог. И каких-то особых причин для этого, насколько мне известно, не было. Просто антипатия. Виделись они очень редко.

Дорога расширялась. Справа мелькнул песчаный карьер, а затем они въехали в лес, промозглый, похожий на пещеру. На опушке у выезда стоял коттедж, видимо заброшенный. Здесь они свернули налево.

— Почти на месте, — пробормотал Фен.

Через пару сотен ярдов автомобиль со страшным шумом свернул на гравиевую подъездную дорожку, ведущую к дому композитора.

— Левое крыло тарахтит, — пояснил Фен. — Видимо, крепление ослабло.

Через несколько секунд подъездная дорожка поворачивала вправо и заканчивалась у солнечных часов, обсаженных кустами лаванды. Автомобиль остановился у солидного двухэтажного дома, сложенного из красного кирпича.

Фен выключил зажигание, но двигатель спустя пару секунд неожиданно «взбрыкнул», а затем еще раз, видимо не удовлетворившись первой попыткой, и только потом затих.

— Забавно он себя ведет, — задумчиво проговорил Фен. — Я так до сих пор и не понял причину. Ладно, давайте посмотрим, что там с крылом.

Но им не дали это сделать. Входная дверь отворилась, и оттуда появилась невысокая длинноносая женщина.

— Прекратите шуметь, — свирепо зашипела она. Голос у нее был низкий и хриплый. — Вы мешаете маэстро. — Она замолкла. От негодования ее блестящие маленькие глазки едва не вылезли из орбит. — Мистер Лангли, уж вы-то должны были знать. У нас визитеры оставляют свои машины за воротами. Маэстро работает!

— О каком шуме идет речь? — удивился Фен. — Во-первых, двигатель давно выключен. А во-вторых, «Лили Кристин» работает очень тихо. Это крыло немного стучало, но и вы тоже станете стучать, если у вас ослабнет крепление.

— Шум был, — твердо заявила сердитая женщина. — И нечего отрицать. А когда маэстро работает, кругом должна быть полная тишина. Мозг у него настолько чувствительный, что его тревожит даже слабый шорох.

— Хорошо, — сказал Фен, — будем иметь это в виду. Но сейчас мы хотим поговорить с мистером Шортхаусом.

— Об этом не может быть и речи. — Женщина насупилась. — Маэстро творит. Разве можно его беспокоить.

— Но, мисс Торн, — произнес Адам как можно мягче, — передайте маэстро, что мы хотим его видеть. У нас важное дело.

— Не могу. Если вы хотели увидеть маэстро, надо было заранее договориться.

— Мисс Торн, мы приехали из Оксфорда.

— Мистер Лангли, ничего бы не изменилось, даже если б вы прилетели с Марса.

— Извините, — вмешался Фен, — но я представляю Метрополитен-оперу. Приехал обсудить с мистером Шортхаусом условия постановки «Орестеи».

— О, — воскликнула мисс Торн, моментально преобразившись, и посмотрела на Адама: — Мистер Лангли, неужели это правда?

Адаму ничего не оставалось, как подтвердить, что к маэстро действительно приехал представитель Метрополитен-оперы.

— Тогда, пожалуйста, входите, — любезно проговорила мисс Торн. — Только не говорите громко и не топайте ногами. Маэстро мешает малейший шум.

— Да, да, конечно — закивал Фен.

В доме было необычно тихо. Казалось, что некоторые предметы, находящиеся в движении, по мановению властной руки мисс Торн застыли, как в игре «замри». Бронзовый Меркурий яростно напрягся в попытке взлететь со своего пьедестала, на большом холсте богини мщения Эвмениды остановились на полдороге к построенному боевым порядком войску. Бетховен неласково смотрел со стены, скосив глаза, чучело барса изготовилось к прыжку, раскрыв пасть, мраморный Лаокоон застыл, прекратив вечную борьбу с обвившими его змеями. Святой Георгий вскинул копье, чтобы поразить дракона, и, наконец, сидящий в углу кот застыл, плотоядно глядя на клетку с попугаем.