Читать книгу "Встречи под звездой надежды - Элина Быстрицкая"

Я получила направление, отнесла его в Театр имени Моссовета, который все еще был на гастролях в Киеве. И мы договорились с директором, что к 1 октября я приеду в Москву.

Со спокойным сердцем и с большими надеждами на будущее отправилась я в Вильнюс к родителям — отдыхать после окончания института и приходить в себя от истории с моим определением на работу. Честное слово, я заслужила отдых. И я не подозревала, что судьба готовит мне испытание.

Десятого сентября в Вильнюс на мое имя из Москвы пришел толстый пакет. В нем были все мои документы и небольшое официальное письмо о том, что я не могу быть принята в театр без московской прописки, меня не пропишут без работы. В те времена было немало нелепостей подобного рода. Я не могла понять, как это может быть. Выходило, что ни при каких условиях я не могу стать актрисой Театра имени Моссовета и вообще любого московского театра. Очередной тупик…

Ну что было делать? На Украину я твердо решила не возвращаться, в московский театр пробиться не смогла. И я пошла в Вильнюсский русский драматический театр проситься на работу. Мама с папой относились ко мне с сочувствием, но помочь ничем не могли. В семье убежденно считали, что быть актрисой — это не профессия. Папа так и говорил:

— Все беды в том, что у тебя нет профессии. Надо что-то уметь делать.

Он, видимо, понимал это так: проявление актерских способностей — любительское дело. Знаете эту побасенку про портного, который говорил, что если бы он стал королем, то жил бы лучше короля, потому что еще немножко бы шил…

В театр я принесла весь комплект своих документов. Отдала их и стала ожидать в приемной. В это время шел художественный совет театра. Члены совета выходили поочередно в приемную по каким-то незначительным делам. Я понимала, что они меня смотрят, чувствовала это. Потом меня пригласили к главному режиссеру, и он сказал:

— Да, конечно, то, что Завадский хотел вас взять к себе, для нас очень много значит, но все-таки хотелось бы посмотреть, что вы умеете.

Мне это очень понравилось. Сказала, какие у меня были дипломные спектакли.

— У нас как раз репетируется «Не называя фамилий», — сообщил главный режиссер.

Так моя Поэма в третий раз напомнила о себе.

Но я ведь учила роль на украинском языке! И попросила отрывок из пьесы, чтобы выучить его на русском. Кроме того, было несколько вариантов пьесы В. Минко, и я уточнила, какой из них репетируется в этом театре.

Буквально через два-три дня мне назначили показ. Я его прошла, и меня приняли…

…Через несколько лет с помощью своих друзей я выяснила, почему все-таки мне отказали в Театре имени Моссовета. В сказки об отсутствии прописки я верила недолго. Если бы театр захотел, меня взяли бы и без прописки — смогли бы ее оформить, у них была такая возможность.

Все дело оказалось в том, что в театр пришло из Киева двадцать семь анонимок: я, мол, такая и сякая… Упирали, как тогда было модно, на «моральный облик», то есть на то, что невозможно ни доказать, ни опровергнуть. И руководители театра дрогнули. Тем не менее я свое обещание выполнила — в Киев не возвратилась, осталась в Вильнюсе, о чем не жалела. А тех, кто на меня строчил кляузы, никогда не искала — Бог им судья…

Друг по имени Волк

Начало работы в Вильнюсском драматическом театре у меня совпало со съемками фильма «“Богатырь” идет в Марто». На последнем курсе института я очень подружилась с секретарем дирекции Киностудии имени А. Довженко Яной Гречушниковой. Это была очаровательная молодая женщина, вопреки своей профессии секретарши отзывчивая и добрая. Она очень за меня болела, когда я снималась в картине «В мирные дни». И, кажется, именно Яна сообщила мне, что будет сниматься новый фильм под названием «“Богатырь” идет в Марто». Я прошла пробы, и меня утвердили на роль радистки. Уехала в Вильнюс, и уже оттуда меня стали вызывать на съемки.

Этим фильмом я никогда не гордилась. Но мне было очень лестно, что работала с хорошими актерами — с Вячеславом Тихоновым, Караманом Мгеладзе и другими. Добрые, немного странные отношения у меня сложились с Николаем Афанасьевичем Крючковым, уникальным актером и обаятельным человеком. Во время съемок это был очень приветливый, дисциплинированный, высокопрофессиональный актер. Я не помню, чтобы он капризничал, опаздывал, кому-нибудь грубил, то есть совершенно не страдал от «звездной болезни». А в свободное от работы время резко менялся…

Но обо всем по порядку. Был какой-то праздник, и меня посадили возле Николая Афанасьевича. Он что-то выпивал, а может, и ничего — не помню. Но вдруг мне сказал, чтобы я кое на что согласилась или… ушла. Я встала и гордо удалилась. После этого мы с ним стали друзьями, у него ко мне появилось совершенно другое отношение.

И был вот какой случай. Нужно было уезжать из Крыма со съемок, а он в это время, мягко говоря, был не в форме. Администратор фильма никак не мог заставить его выйти из номера. Надо было ехать из Ялты до Симферополя, и все мы очень боялись опоздать на самолет.

Администратор стал меня упрашивать:

— Попробуй ты, может, он тебя послушает…

Все уже заметили, что Николай Афанасьевич относится ко мне с теплотой.

И я действительно его уговорила, он пошел в машину. Но в спешке я забыла в своем номере сумочку с документами и билетом. Вспомнила об этом на полпути к Симферополю. С нами в машине ехал администратор, он позвонил куда-то, сказал: номер в гостинице такой-то, в нем документы и билет Быстрицкой… Дорога до Симферополя длинная, Николай Афанасьевич пришел в себя, в аэропорту договорился, чтобы меня посадили в самолет без документов и без билета. В Москве он продолжил свое «шефство» надо мной и купил билет до Вильнюса. «Но деньги ты мне возврати», — предупредил. Мне это очень понравилось. И я пообещала в свой очередной приезд в Москву отдать долг. То есть сложились нормальные человеческие отношения: он меня не «покупал», он меня выручал.

Прилетели в аэропорт в Москве, и все таксисты хотели посадить его в свои машины, называли по имени-отчеству. Такой известности, такой всенародной славы вряд ли кто-то из актеров добился. Ну, может быть, так же знали Любовь Петровну Орлову. Или Петра Алейникова. Но у Крючкова была своя слава, такой не было ни у кого.

И после съемок все мои встречи с Николаем Афанасьевичем были добрыми, теплыми. Я точно знала, почему он стал любимцем «простой», как говорят, публики. Кроме уникального, чисто русского таланта у него была широкая душа, открытая всем. Люди это интуитивно чувствовали.

Из Москвы я должна была улететь в Вильнюс — там все еще были мой дом и моя основная работа. Но у меня возникла неожиданная проблема. Я всегда мечтала обзавестись хорошей собакой. Мои друзья шутили, что у меня с собаками, которые были у многих из них, складывались странные отношения. Я с ними разговариваю, как с людьми. Я их понимаю, и они меня тоже понимают. Кажется, мы настроены на общие волны.

У Яны Гречушниковой была очень строптивая овчарка, которой она дала мое имя — Эля. «Барышня» своенравная, ее никак не удавалось спарить, «женихи» шарахались от нее с лаем и визгом. Ее отвезли в зоопарк и запустили в клетку к волку. Перед матерым волчарой Эля не устояла. Родились щенки — помесь овчарки и волка. Последыша Яна подарила мне, и я, не мудрствуя лукаво, назвала его Волком. Временно он жил у Яны.