Читать книгу "Свое время - Яна Дубинянская"

Одновременно зазвонили мобилка в кармане куртки и телефон на тумбочке. До тумбочки получилось дотянуться, не вставая.

— Андрей Игоревич?

— Я слушаю.

— Это администратор. Вы хорошо устроились?

Не угадал, надо было брать мобилу.

— Да, спасибо.

— Вас тут спрашивают. Интересуются, можно ли подняться к вам в номер. Полтороцкий Сергей Владимирович.

Донесся приглушенный бас: Полтороцкий, и Андрей едва не засмеялся вголос этой зримой парности, рифмовке ситуации; честное слово, ничей статус не является абсолютным, ничьи слава и вес не докатываются до каждого гостиничного администратора. А мои имя-отчество, не надо обольщаться, у них просто записаны в регистрационной книге.

— Сергея Владимировича можете пропускать ко мне в любое время, — отчеканил он с той же профессиональной серьезностью. — Но лучше передайте, что я сейчас спущусь.

Полтороцкий сидел на пуфиках в холле, сразу на двух, и вообще его было много, очень много! — как всегда. При виде Андрея он резво вскочил и расставил руки, словно рыбак за разговором с коллегой, из-за чего дорогой пиджак жемчужного цвета перекосился на его мощном теле, а дизайнерский галстук выскользнул наружу:

— Андрюха!!!

От полтороцких объятий он предусмотрительно уклонился, но по плечу его все же похлопали, и Андрей, как обычно, почувствовал себя мужчиной чересчур уж хрупкого сложения, чуть ли не в весе пера — что плохо ложилось в картину мира и самоощущения в нем, но Полтороцкому традиционно прощалось, потому что он был чудесный дядька и замечательный типаж. И если в окололитературных или в менее знакомых Андрею артистических кругах разнообразные уникумы попадались россыпью, то во власти, по крайней мере отечественной, он был такой один. К сожалению для страны.

— Где б еще встретились, — жизнерадостно басил он. — В столице тебя так просто не отловишь.

— Тебя тоже.

— Нет, ну врать не надо, а? У меня по два спектакля в месяц, мог бы и зайти.

— Так билетов же не достать.

— А ты пробовал? Могу, кстати, устроить пригласительный вам с женой на премьеру двадцать восьмого…

— Двадцать восьмого я в Барселоне на ярмарке.

— Отож бо.

Юноша-администратор наблюдал из-за стойки с восхищением. А может, и узнал — в свое время Полтороцкий помелькал в кино, и картины с ним регулярно крутили по центральным каналам к военным и патриотическим годовщинам, а также, на радость дамам, к Восьмому марта, — но необязательно. Андрей давно заметил, что этот человек вызывает всеобщее восхищение независимо от своей узнаваемости, сам по себе, заполняя собою любое пространство и становясь его центром. Это я могу появиться где угодно инкогнито и остаться незамеченным; и еще неизвестно, кто кому должен завидовать.

— Маячим, — перехватив его мысль, подтвердил Полтороцкий. — Пошли отсюда. Надо отметить.

— Идем. Но насчет отметить не знаю, мне еще сегодня на банкет.

— Ты пойдешь на это сборище? — силу своего пренебрежения он вложил во вращающуюся дверь, и Андрей запросто просочился наружу на следующем витке, не касаясь створки. — Ну ладно, я тогда тоже пойду. Хотел сачкануть, а с другой стороны, зачем Ольгу обижать, хорошая баба… Но отметить надо. Сейчас подъедем тут в одно местечко… ч-черт, Володьку я отпустил. Ты представляешь, теперь даже здесь после шести жуткие пробки! Скоро вообще не будет смысла держать машину, если хочешь хоть как-то рассчитывать время.

— Так давай прогуляемся.

— Давай. Не опоздаем? — Полтороцкий глянул было на часы, избыточно дорогие, как и все у него, трогательного в своей любви к орущей благим матом роскоши; но тут же перевел взгляд на Андрея и ухмыльнулся. — Забыл. Ты же у нас никогда и никуда не опаздываешь.

*

До «Склянки» они не дошли: пришлось бы сделать чересчур большой крюк и потом торопиться, чего Андрей не допускал по определению, исключив из своей жизни давно и навсегда. Остановились в симпатичной кондитерской — в этом городе они попадались на каждом углу, практически как в Европе, что ему, сладкоежке, весьма импонировало. Полтороцкий, правда, страдал, поскольку здесь не наливали спиртного, если не считать ликера в кофе, — страдал физически, зримо; кажется, он все-таки уже алкоголик, хоть и отрицает это категорически, подумал Андрей далеко не впервые.

— Потому что такая жизнь, Андрюха. Вчера голосовали поправку к авторскому праву в интернете, тебе оно должно быть интересно, да?.. Так я, чтоб ты знал, передал карточку Боброву, просто потому что не мог уже видеть эти рожи. Плюнул и поехал в Пущу порыбачить. Меня по ходу можно мандата лишить только так. Она, кстати, у Боброва до сих пор, еще наголосует чего, пока я тут в командировке…

— Ну и как поправка? Прошла?

— А мне ли не один ли пень?

— А зачем вообще баллотировался?

— По дружбе, Мишка просил. Ему надо было публичное лицо в списки. Что мне, жалко для Мишки?

— Врешь, — сказал Андрей, размешивая длинной ложечкой сахар в латте. — Ты хотел во власть. Все хотят. И мне правда интересно — зачем?

Полтороцкий рассмеялся и все-таки хлопнул его по плечу, перегнувшись через столик — бокал с латте удалось спасти — и в этом его движении, и в бархатном актерском смехе на басах сквозила такая отточенная техника, что ею можно было искренне восхищаться, но ни в коем случае не верить. Перехватил взгляд Андрея и умолк одномоментно, словно выключил звук.

— Честно? Да так. Понимаешь, этого, — точечный акцент и пауза, — я раньше не пробовал. А хотелось.

— Ну и как?

Полтороцкий пожал плечами:

— Тоска. Вроде кино, только еще мутнее.

Андрей понимающе кивнул: в активной нелюбви к ки­но, вернее к миру кинопроизводства, который их, кстати, в свое время и свел — то был единственный в его жизни случай, когда молодой еще писатель Маркович соблазнился приглашением написать сценарий для крупной студии, — они были полностью солидарны. В более бестолковую среду, где все постоянно торопятся, зависая при этом на целые часы в бездействии, бестолково толпятся, невольно и целенаправленно мешая друг другу, с особым рвением блокируя и сводя на нет чужую работу, где каждый постоянно в чем-то виноват, а все вместе лишь бездарно уничтожают время, — он не попадал никогда, ни до, ни тем более, увольте, после. Полтороцкий был куда привычнее и сносил киношный абсурд с великолепным презрением звезды; он и сейчас, насколько Андрей знал, не отказывался мелькнуть в сериале с хорошим бюджетом. Но они понимали друг друга.

— Эти бессмысленные заседалова, голосовалки, болтовня для прессы… Брифинги, шмифинги, тьфу. А потом еще поздно ночью реальные терки по саунам… страшная муть. Время между пальцами. Я в прошлую субботу чуть на спектакль не опоздал. Думал, через неделю.

— Но в целом тебе нравится.