Читать книгу "У подножья Эдельвейса - Элис Маккинли"

И вот момент триумфа! Джон просит прощения и становится шелковый, больше, конечно, он не посмеет пичкать ее лекарствами. Картина получилась столь выразительной, что Линда почти ощутила свое превосходство. Итак, теперь главное – выдержать характер. И она стала ждать.

Часы тянулись медленно. Джон наколол во дворе дров, натопил снега. Дел на улице больше не осталось, а возвращаться в дом ох как не хотелось. Он чувствовал себя виноватым, с одной стороны, но, с другой, ощущал острую необходимость вести себя так же и дальше. Это для ее же блага. Две недели придется изображать из себя саму строгость, а то как бы чего не вышло. Начнет сейчас носом крутить и ни одного лекарства потом не заставишь принять.

Джон еще раз окинул взглядом двор, обнесенный высоким забором. Как на грех все переделал до дня годовщины смерти Марии и Ил. Знал, что после руки ни на что не поднимутся.

Косматый волкодав Лютый лежал в своей будке, развалившись, вытянув лапы, из его огромной пасти валил пар. Волчище, да и только. Красивое, сильное животное. Джону вспомнилось, что вот уже несколько дней он не подходил к своему четвероногому другу, не до того было. И он направился к будке.

Пес, с ходу уловив намерение хозяина, тут же выскочил наружу и приветливо замахал хвостом.

– Лютый! – Джон запустил пальцы в густую шерсть на загривке. – Краса-авец мой! У-умница!

Волкодав подался вперед, ласкаясь, лизнул огромным шершавым языком непривычно гладкую щеку хозяина.

– Ох и гостья нам с тобой попалась, не слажу я с ней. – Джон проверил ошейник, застежка держалась крепко. – Ты уж на нее не лай, я и так перестарался.

Пес глядел сочувственно, словно хотел сказать: «Эк тебя угораздило!» И казалось совсем не странным, что эта зверюга способна понимать человека, не только понимать, но и сопереживать ему.

– Ладно, пойду воевать дальше. – Джон почесал Лютого за ухом и вошел в дом.

Уже начало темнеть, в комнате было сумрачно и тихо. На кровати лежал все тот же неподвижный кокон. Маленький, щуплый, капризно-обиженный. Обида сквозила даже в самой позе, в том, как было подвернуто одеяло. Ведь не ела же целый день. И лекарства не пила.

Джон тяжело вздохнул: придется снова применять репрессивные меры.

– Так, вылезай немедленно, или я за себя не отвечаю.

Молчание.

– Я сказал: вылезай!

Ноль эмоций, даже не пошевелилась. А может, просто уснула? Джон попробовал осторожно вытянуть один из краев одеяла. Он легко подался. Внутри кокона началось какое-то движение, послышались звуки. Возмущается, что ли?..

Зимнее солнце пылало, обжигая кожу холодом серебристых лучей. Снег, вязкий, похожий на глину, приставал к подошвам и мешал идти. Линда с трудом вытаскивала из него ноги. Когда же наконец эта зловещая снежная пустыня останется позади? Солнце нещадно слепило. В глазах все расплывалось. И тут вдруг послышался треск, грохочущий, оглушительный, словно что-то сломалось прямо здесь, под ногами. Лавина? Но Линда стояла посреди равнины, и горы были еще далеко впереди…

И вдруг земля как будто ухнула куда-то вниз, в бездну, в черный хаос. Леденящий холод, еще более страшный, чем тот, что исходил от солнца, охватил тело, что-то потащило ее, кружа и переворачивая. В нос, в горло хлынула вода, и стало ясно: это не равнина, это река, на которой неожиданно тронулся лед.

Линда барахталась в черной пучине, всеми силами пытаясь зацепиться за края больших льдин. Но руки соскальзывали раз за разом, одежда набухла и тянула ко дну.

– Помогите! Помоги… – Горло обожгла вода. – Помо…

Она не могла больше кричать, у нее даже не получалось набрать в легкие воздуха. И никого вокруг, только снег да горы. Как холодно и как нестерпимо хочется жить! Ледяная черная гладь сомкнулась над лицом, и Линда неожиданно поняла, что видит солнце в последний раз. В последний раз! Видит через толщу воды, видит, опускаясь на дно реки…

Серебряные лучи широкими прозрачными лентами врезались в ледяное пространство, пронзая его, уходили в самую глубину и там гасли, подобно падучим звездам. Нет, это неправильно, что она, такая молодая, полная сил, погибнет. И Линда рванулась вверх. Почему-то ей показалось, что за лучи можно ухватиться точно так же, как за веревки, и она начала судорожно размахивать руками, силясь зацепиться. Но пальцы проходили сквозь серебряные ленты. А ей так хотелось наверх, к свету, к солнцу! Так хотелось глотнуть воздуха!

«Помогите!» – хотела крикнуть она, но вода наполнила рот и хлынула в легкие.

И в одно мгновение грудь налилась болью. Линда захрипела, закричала, беззвучно открывая рот. Никого. Никто не поможет ей. Она конвульсивно билась, борясь со стихией, но уже знала, точно знала, что не выберется.

Солнце становилось все более тусклым, все новые и новые слои воды закрывали его… Дышать! Дышать! Где же воздух? Но все кругом слилось в единое сумасшествие близкого конца. Смерть уже обвила леденящими руками ее шею. Солнце гасло, гасло, гасло…

– А-а! – Голос зазвучал неожиданно свободно, не встретив никакого препятствия.

– Да проснись же ты! Все хорошо! – Встревоженное лицо склонившегося над ней Джона было бледным даже в желтоватом свете лампы. – Проснись!

Линда почувствовала, как кто-то сильно встряхнул ее, и… И все встало на свои места. Комната. Джон. Джон? Он ее спас? Вода? Вода где-то рядом, где-то здесь. И Линда, еще не совсем придя в себя и не отдавая отчета в своих действиях, инстинктивно ухватилась за Джона. Слезы полились из ее глаз, словно только и ждали момента, когда откроются веки.

– Держи меня крепко, крепче. Я не хочу в воду! – Она вцепилась в обнимающие ее руки, так сильны были впечатления сна.

Что это? Комната настоящая или та река настоящая? Надо только покрепче держаться. Джон ведь сильный, Джон ведь удержит, непременно удержит…

Бледное лицо с мокрыми от слез щеками. Перепуганные глаза, беспокойно мечущиеся и не находящие ничего, на чем можно было бы остановиться, задержать взгляд. Глаза человека, ищущего защиты. Джон ясно увидел это и нежно обнял девчушку за плечи. Сейчас самое главное для нее – почувствовать себя в безопасности, а достичь этого проще всего через физический контакт. Человек, как и животное, всегда чувствует себя защищенным только среди себе подобных, в стае.

– Тихо, все кончилось, я держу тебя крепче некуда. – Он улыбнулся. – Посмотри на меня. Посмотри на меня.

Джон почти силой повернул Линду лицом к себе. Теперь нужно поймать ее взгляд, пусть увидит человеческие глаза, улыбку, тогда уж совсем вернется в реальный мир.

– Ты здесь, со мной, никто тебя не тронет.

Он старался говорить как можно отчетливее, хотя прекрасно знал, что слова пока плохо доходят до ее сознания, а уж их смысл и подавно. Но и молчать было нельзя. Если человек не среагирует на визуальные образы, то, вполне возможно, слуховые подойдут больше. А посему надо говорить не останавливаясь.