Читать книгу "Нансен. Человек и миф - Наталия Будур"

Фритьоф Нансен рассказывал дочери, «что, когда Армауэр Хансен познакомил его с дарвинизмом, для него открылось совершенно новое направление человеческой мысли. Вера в истинность христианского учения, привитая с детства, поколебалась. В законах природы он нашёл новую истину. Растения, животные, люди — всё одушевленное и неодушевленное — являются частью одной и той же материи».

В письмах домой он никогда не делился этими мыслями. Для отца христианская религия была истиной. Зачем же затрагивать этот вопрос? Фритьофу оставалось только пожелать отцу найти в ней утешение, но как раз этого не было. Отца всё больше и больше одолевали тоска и тревога.

Нансен пытался успокоить отца и часто писал ему, говоря, что стал настоящим домоседом:

«У меня один день похож на другой. С утра до обеда в музее, потом иду домой на обед ровно в час тридцать, и, если я на пять минут опоздаю, они уже сидят за столом. После обеда я снова отправляюсь в музей и сижу там до восьми часов. Затем мы ужинаем, а после ужина читаем вслух».

«Они» — это супружеская пара, священник Вильгельм Хольт (с которым Нансен познакомился на борту корабля по дороге в Берген) и его жена Мария. Их Фритьоф считал своими приёмными родителями. Особенно он сблизился с фру Марией. Детей у четы Хольтов не было, и Нансен действительно стал для них сыном и поддерживал отношения до самой их смерти.

«Хольты, — писала Лив Нансен, — не были ревностными миссионерами и не стремились во что бы то ни стало обратить людей в свою веру. Они были умными и добрыми людьми и до конца своих дней с трогательной гордостью следили за жизнью приёмного сына. Из всех бергенских друзей отца я знала их лучше всего. Я очень полюбила их за доброту и приветливость».

Однако существовала ещё одна причина, по которой Нансен с особым чувством относился к супругам Хольт. Мария стала первой учительницей Фритьофа в любовных делах. Он сам писал об этом в письмах своей подруге в Америку в конце жизни:

«That was the first woman I ever head»[18].

И несколько раз возвращается к этой теме, повторяя, как бесконечно благодарен судьбе, что впервые это произошло именно с Марией. Он также писал, что их отношения не могли рассматриваться как измена фру Хольт мужу, поскольку тот давно уж утратил мужскую силу, а пасторша спасла его «от уличных девок и прочих сомнительных развлечений».

Однако большую часть времени Нансен проводил, конечно, в музее.

Даниэльссен очень любил молодёжь и считал, что от молодых людей надо требовать как можно большего в работе. «Его идея заключалась в том, — вспоминал один из коллег Даниэльссена и Нансена, — что молодые сотрудники просто обязаны были справляться со всеми заданиями, которые он им давал. Он был доволен и милостив с теми, кто успевал выполнить его указания, но страшно гневался, если вдруг кто-то затягивал сроки, установленные профессором. Его методы были блестящи для воспитания людей с многосторонними интересами, высокообразованных и хорошо обучаемых. Всеми этими качествами в равной мере обладал Нансен».

Насколько известно, профессор не повлиял на решение своего лаборанта заняться изучением бактерий. Но он оказал несомненное влияние на его становление как личности. Один из основателей театра в городе, галереи искусств и литературного клуба, он не мог не вовлечь талантливого юношу в круг своих знакомых, тем более что ко времени появления Нансена в музее Даниэльссен потерял всех своих родных — сначала сына, затем в течение нескольких лет трёх дочерей и, наконец, жену. Но горе не смогло сломить этого удивительного человека, и у себя дома, в квартире при Люндегорской больнице, он организовывал литературные вечера, на которые приглашал друзей.

Он был главой литературного «Полезного общества». Именно благодаря Даниэльссену Нансен стал очень много читать в это время. Он увлёкся, по воспоминаниям дочери, как большинство людей его поколения, драмами Ибсена. Фритьоф находил в них ответы на вопросы, которые сам себе задавал. Особенно поразил его «Бранд», однако судьба доктора Штокмана из пьесы «Враг народа» произвела на него не меньшее впечатление. В пьесе ставились проблемы, которые и он должен был решать для себя, — гражданское мужество, умение оставаться при своих убеждениях, даже если всё окажется против тебя.

В это время Нансен прочитал практически все сочинения У. Шекспира, Р. Бёрнса, Дж. Байрона, В. Гюго. Он очень любил музыку и поэзию. Часто бывая в доме своего друга доктора Лоренца Грига, он с наслаждением слушал романсы в исполнении его сестры Камиллы.

Необыкновенно талантливый художник, Нансен берёт уроки у художника Франца Вильгельма Ширтца. Тот даже советует ему оставить науку, чтобы посвятить себя искусству. Но Нансен, помня о наказе отца «не разбрасываться», решает всё же остаться учёным. Кроме того, в семье уже была одна художница (и этого, по мнению Фритьофа, было достаточно) — его сестра по матери Сигрид Бёллинг, которая училась живописи в Париже и картины которой очень высоко ценились критиками. Её работы, выполненные в стиле салонного реализма, оказали на манеру Фритьофа большое влияние в юношеские годы. Теперь же его учителем стал замечательный художник, который был первым, кто нарисовал Арктику, в 1876–1878 годах отправившись в северное путешествие в составе норвежской экспедиции.

Надо сказать, что после путешествия на «Викинге» Фритьоф продолжал бредить Арктикой и в особенности таинственной Гренландией, с который уже немного успел познакомиться.

4 октября 1883 года, прочитав в газете о возвращении в Швецию второй экспедиции в глубь Гренландии Н. А. Э. Норденшёльда, он пишет отцу:

«Меня так и подмывает броситься в путь. Я тоскую, и желание испытать что-нибудь новое, жажда путешествовать не даёт мне покоя. Это желание волнует меня, бередит душу, его очень трудно подавить — и сколько надо приложить усилий, чтобы его унять! Лучшим лекарством против таких приступов является работа, в которую я окунаюсь с головой, — и это отлично помогает».

Особенно вдохновило Фритьофа сообщение о том, что два саама, сопровождавшие Норденшёльда в путешествии, сказали, что пройти через Гренландию на лыжах можно.

Однако не только в работе находил Нансен утешение и лекарство от страсти к «перемене мест». Вместе с любимым псом Флинком он частенько уходил в горы и совершал длительные пешеходные прогулки, но как же ему не хватало в дождливом Бергене снежных зим и лыжных прогулок!

В феврале 1884 года он совершает смелый переход на лыжах через горы из Бергена в Кристианию на соревнования по прыжкам с трамплина и побеждает в них.

Путешествие было чистой воды безумием, потому что до Нансена никто не рисковал совершать такие длительные переходы в горах, известных своими частыми снежными обвалами и лавинами. Даниэльссен тоже был против такого риска, но решил не мешать своему любимому ученику.

Нельзя сказать, чтобы отец радовался таким эскападам сына, — он постоянно тревожился и писал ему об этом, а Фритьоф в ответ лишь успокаивал старика, как мог. Он действительно не мыслил жизни без риска и лыжных прогулок. Всю жизнь его девиз был: «Трудное — это то, что можно сделать сегодня. Невозможное потребует немного больше времени».