Читать книгу "Проделки королев. Роман о замках - Жюльетта Бенцони"

«Будьте спокойны. Я отвечу всеми возможными заботами на доверие, которым Вы, Ваше Величество, меня почтили. Принцам будут предоставлены все удовольствия, которыми позволяет воспользоваться это не самое приятное время года: ежедневно ходить к мессе, в парк для пеших походов, в лес, где можно прогуливаться верхом. Я позабочусь, чтобы еда была вкусна и разнообразна, а музыка поднимала настроение. Театра здесь нет, и найти актеров чрезвычайно трудно. Впрочем, у нас будет достаточно молодежи, чтобы принцы могли танцевать, если это их развлечет».

В нескольких строках ни следа горечи! Талейран уже успел привязаться к своему прекрасному жилищу, заботу о котором его в свое время обязали взять на себя. Возможно, потому, что оно великолепно гармонировало с его тягой к блеску и величию. Чувствовалось, что замок был построен для очень важного сеньора и даже для одного из руководителей церкви, что не могло не понравиться бывшему епископу Отенскому. Внушавший восхищение нескольким поколениям знатных вельмож, замок Валансе в 1540 году был построен на остатках замка, принадлежавшего герцогам Бургундским, а затем – семейству де Шалон-Тоннер. Его основателем был Жак д’Этамп, губернатор Блуа. А потом им владел его внук, рыцарь Мальтийского ордена, епископ и кардинал, и он приложил руку к отделке дворца, желая произвести впечатление на самого папу Урбана VIII. Воспоминания, связанные с замком, оказались достойны того, чтобы привлечь внимание сыновей Католического Короля[16].

В то время как их отец, лишенный власти король Карл IV, и их мать, Мария-Луиза, которых Наполеон лишил короны в пользу своего брата Жозефа, направлялись в Компьень, избранный для них резиденцией, инфанты пустились в путь по дороге, ведущей в Валансе, куда они и прибыли 19 мая. Талейран и его семья, конечно же, радушно встретили их: «Принцы были молоды, – напишет потом вынужденно гостеприимный хозяин, – и все на них, вокруг них, в их одеждах, в их каретах и ливреях, – все составляло образ прошедших веков. Карету, из которой они вышли, можно было принять за карету Филиппа V. Дух древности, напоминавший об их величии, делал их положение еще более деликатным».

Талейран был еще слишком хорошо знаком с дворцовым этикетом, слишком потрясен величием старого режима, витиеватым стилем Версаля и потому сумел прочувствовать важность момента. Внутреннее чувство такта и вкус подсказывали, что нужно делать, чтобы не уронить достоинства перед лицом этих молодых отпрысков одной из самых древних монархических династий мира. Он окружил их всевозможным вниманием и улавливал каждое желание с проницательностью мудрого придворного, в чем отказал им порывистый Наполеон. Особенно – принца Астурийского.

Придворный этикет царил в Валансе, но это был этикет французского двора, не такой суровый, как тот, что был принят в Эскориале. Так, например, никто не мог предстать перед принцем иначе, чем в парадном одеянии. Но вне регламентированных на испанский манер часов (мессы, отдыха, прогулок и совместных молитв, что прерывались обильными трапезами) принцы получили свободу, до этого момента им неведомую. В частности, они имели удовольствие прогуливаться вместе «без письменного разрешения короля. Оставаться в одиночестве, по собственному желанию выходить в сад или парк… Охота, прогулки верхом и танцы были для них совершенно новыми развлечениями». Каждый в Валансе стремился понравиться молодым людям, и каждый понимал их участь, даже если кто-то и не испытывал по отношению к ним особой симпатии.

Фердинанд, принц Астурийский, внешне и внутренне был совершенно не привлекателен. Этот принц, «полумонах-полудикарь», как его называла герцогиня де Дино, познакомившаяся с ним в Валансе, имел очень мало притягательных черт: коварный, жестокий и бесхарактерный, он не обладал ни грацией, ни красотой, чтобы привязать к себе кого-либо. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к портретам Гойи. Принц был похож одновременно на своих мать и отца, а те у матери-природы не особенно получились… Более любезными и миловидными оказались его родственники: дядя Дон Антонио и особенно его младший брат Дон Карлос. Они смогли в достаточной степени оценить праздники, устраиваемые в их честь Талейраном. В свите принцев были также еще два важных человека: каноник Эскоикис[17]и герцог де Сан-Карлос[18].

Особенно герцог де Сан-Карлос, которого с мадам де Талейран связала самая нежная дружба. Факт их сожительства зафиксирован в хрониках, а также докладах, которые полиция Фуше доставляла на стол императора ежедневно. И все потому, что министр, всем сердцем ненавидя Талейрана, буквально заселил Валансе своими платными агентами.

Так что в один прекрасный день в кабинете Наполеона Талейран был очень даже удивлен резко брошенным вопросом императора:

– Почему вы не сказали, что герцог де Сан-Карлос был любовником вашей жены?

– Сир, – ответил князь, – я не счел, что этот факт может быть интересным для славы Вашего Величества.

Идиллия влюбленных была прервана возвращением княгини в Париж. Очевидно, Наполеон терпел лишь любовные интриги, начавшиеся по его же приказу… Однако присутствие в Валансе потомков Филиппа взволновало некоторых французских аристократов, в особенности – антибонапартистов. Они мечтали о том, чтобы извлечь инфантов из их позолоченной тюрьмы и с триумфом вернуть в Испанию. Таким образом, практически в соседнем замке Сель-сюр-Шер образовался заговор во главе с маркизом де Бартийя и Сент-Эньяном. Но эта преданность была совершенно излишней: принцы вовсе не стремились быть спасенными, и заговорщики вскоре оказались в Венсенской тюрьме под замком.

Дон Фердинанд не только отвергал любые попытки освободить его, он дошел даже до того, что сам стал доносить о них полковнику Анри, элитному жандарму, которому Наполеон поручил охрану пленников. Ситуация была довольно странной: в то время как испанский народ самоотверженно сражался против армий Наполеона, принц – наследник трона, который роялисты ценой собственных жизней мечтали отвоевать для него, наслаждался своим пленением.

Никто никогда не видел более нежного отношения пленника к своему тюремщику. В день святого Наполеона[19]Фердинанд собственноручно зажигал фонарики в парке. Его рука не дрогнула, выводя в письме императору слова поздравления по поводу победы над Испанией. Он называл его «дорогим кузеном» с таким энтузиазмом, что в конечном итоге это стало раздражать Наполеона.