Читать книгу "Считанные дни - Хуан Мадрид"

— Совершенно верно. Они поженились, и Белен стала затворницей: почти никуда не выходит.

— Сейчас все засели по домам, никто никуда не ходит. Вот и твой брат тоже… А ведь, бывало, мы такие кутежи закатывали! Кстати, Паскуаль и я вместе состояли в партии[26]. Он тебе рассказывал?

— Само собой. Говорил, что вы друзья и все такое…

— И все-таки «Луна» остается на плаву, не пустеет. Набегает кое-какой народец, главным образом по пятницам. Иной раз закрываемся только в восемь утра… Понимаешь, друзья, приятели — никуда от них не денешься. Правда, Висенте?

Мывший стаканы официант молча кивнул головой. Хозяин продолжил:

— Конечно, все уже не то. Нет того духа, какой царил тут прежде. Хотя по пятницам у нас играют музыканты, поют испанские песни. Вернулись национальные ритмы и мелодии: я имею в виду куплеты, тонадильи[27]и так далее.

— Классная музыка! — ответил Антонио.

— Особенно хороши куплеты в стиле Кончи Пикер[28]. Нынче они в моде, — добавил официант за стойкой, но никто не обратил на него внимания.

— Сколько времени займет интервью? К шести я должен освободиться, у меня назначена встреча.

Антонио открыл «Лейку», вставил в нее пленку и заверил:

— Мы мигом. Ты, если не ошибаюсь, юрист?

— Был, причем раньше занимался трудовым правом, а теперь — бизнесом… У меня, как видишь, заведение… в основном для друзей, и еще наберется парочка-другая…

— Ресторан «Вилья»?

— Именно так, на паях с приятелем. И кое-что по мелочи. Я тебе так скажу: юристы старой закалки, если они специализировались на трудовых отношениях, прямо-таки созданы для бизнеса переходного периода[29]. Жаль, что ты не бываешь здесь по пятницам. Яблоку негде упасть.

— Прежде от посетителей всю неделю отбоя не было, — вмешался усатый. — Например, в восьмидесятые или еще раньше… Не протолкнуться. За стойкой работали три официанта, и те еле поспевали. Злачное было местечко, доложу я вам, злачное.

— Я помню, — ответил Антонио. — В каком году вы открылись?

— Да… Среди богемы мое заведение считалось одним из самых популярных в Мадриде, правда, вместе с барами квартала Маласанья. Точнее сказать, Маравильяс — вот правильное название. Именно так, Маравильяс, а не Маласанья. Сдается мне, что «Ла-Мануэла», «Кафе Руис», «Млечный Путь», «Пентаграмма» и «Выбери меня» появились несколько позже. А начинали мы. Я открылся незадолго до смерти Франко, летом семьдесят пятого.

— Было не протолкнуться, — бубнил свое официант за стойкой.

— Да, это уже походило на настоящие тусовки, если они вообще когда-нибудь имели место в Мадриде… Все валили на улицу и веселились до рассвета. И выпивка лилась рекой, и денежки текли, хотя по большей части — из кармана. А сейчас…

— А что происходит сейчас? Смотри, не запори мне будущую книгу. Если сейчас нет тусовок, что я в таком случае здесь делаю?

Хозяин усмехнулся сомкнутыми губами, издав звук, похожий на кудахтанье курицы. Потом бросил сигарету на пол и затоптал ее ногой.

— Франко умер шесть лет назад, дорогой ты мой. Тогда нам едва исполнилось тридцать, а у нас уже было прошлое: мы боролись против диктатуры. И чувствовали себя молодыми. А в сорок лет люди должны делать деньги. Кроме того, и здоровье поберечь совсем не лишнее. Заниматься гимнастикой, пить соки и вовремя ложиться спать. Здоровье стоит немалых денег.

— Теперь любителей погулять до рассвета сильно поубавилось, — вставил официант за стойкой. — Я сам вот уже больше месяца живу как по расписанию: рано ложусь и не шляюсь по ночам. Сильно устаю. Ничего не попишешь, старость — не радость!

— Со мной происходит то же самое. А раньше у меня день путался с ночью, — поддержал его Антонио.

— Да, заведений стало не в пример больше, чем при Франко, — вмешался в беседу официант с серьгой. Он уставился на затоптанную сигарету хозяина, но не делал попытки убрать ее. — Прежде найти место, где можно пропустить стаканчик, было большой проблемой. Когда Франко дал, что называется, дуба, мне только-только сравнялось десять лет, а в тринадцать я уже вовсю куролесил. После его смерти, что ни месяц, открывалось новое кафе или бар. Прямо вакханалия — хоть в стихах воспевай!

— Да, народ пустился во все тяжкие, и даже левые решили, что наконец-то на их улицу пришел праздник. И понеслась душа в рай! К черту вельветовые штаны, армяки, плакаты с изображением Че Гевары — туда же. Тот еще пидор! — Хозяин сплюнул и, прикурив новую сигарету, зажал ее между пальцами. — Потом пришел ваш черед. Прожигать жизнь кинулись вы, молодые, а для нас, то бишь тех, кто постарше, наступило время разводов. Так сказать, смена партнера.

— Я развелся в семьдесят восьмом, — сказал официант с серьгой.

— А я — год назад, — ответил Антонио.

— Вот видишь? А я аж в семьдесят шестом. Тогда все разводились… Нет, все-таки вы — другое поколение. Вам и представить невозможно, чем для нас стал конец диктатуры. Особенно для тех, кто в прошлом занимался политикой.

— Возможно. Что касается меня, то я не застал того времени. Зато мой брат — да. На мою долю выпали только развлечения. Какая, к черту, борьба за свободу? Я ее и не нюхал!

— Кстати, о твоем брате. Если я правильно понял, издательство принадлежит ему?

— Не совсем. Он один из совладельцев.

— Ты понятия не имеешь, как нам с ним досталось! Сколько листовок мы распространили… сколько времени убили на длиннейших и скучнейших собраниях. А манифестации! Вспоминать тошно. Правда, тогда мы свято верили в свою способность изменить мир, навсегда покончить с диктатурой. — Он тяжело вздохнул. — А на поверку вышло совсем иначе: мы ни на йоту не изменили даже самих себя.

— Насколько я понимаю, тусовки или то, что вы подразумеваете под этим словом, — дело рук людей нашего поколения, может, чуть постарше. Но не вашего, по крайней мере, мне так казалось, — усомнился Антонио.

— Положим, нам приходилось в них участвовать, но без души. В ту пору мы уже сложились как личности, вошли, так сказать, в возраст и просто воспользовались случаем, не более того. Тем, кто в свое время боролся против Франко, пришлось сначала сбросить с себя нуты эмоционального рабства, что называется, возродить себя для свободной жизни, а уже потом зарабатывать деньги. — Хозяин раскурил сигарету и тут же выпустил дым не затягиваясь. — Сейчас идет сплошная денежная тусовка, балом правят бабки. Тусовки же как таковые возникли где-то сразу после смерти Франко и дотянули лишь до восемьдесят четвертого.