Читать книгу "Считанные дни - Хуан Мадрид"

Сначала он ощутил тепло. Жгучее тепло, которое распространялось волнами от локтя к груди. Он все еще узнавал голос Лисардо, понукавший Угарте быстрей заканчивать. Тепло ударило в голову, заполнило глаза, рот, проникло в желудок, в живот и добралось до члена, вызвав эрекцию. Затем пошло ниже и мурашками разбежалось в ногах.

Когда Угарте вытащил иглу, Антонио почувствовал, как в его теле образовалась огромная брешь, сквозь которую потекла холодная воздушная масса. Холод быстро проникал внутрь и вытеснял тепло. Он проделал тот же путь, но в обратном направлении, двигаясь от груди к макушке. Достигнув головы, холод хлынул в мозг мощным потоком, сопровождаемым ослепительными разрядами. Сердце учащенно забилось. Антонио сделал попытку вздохнуть, наполнить легкие кислородом, однако не смог, попробовал приподняться, но не сдвинулся с места. Только бы открыть рот, получить хоть глоток воздуха! Среди пульсирующих вспышек он едва различил шедший издалека шепот Чаро:

— …мудаки, всадили слишком большую дозу и почти неразбавленного. Он же не привык, может концы отдать. Смотрите, стал белый как мел.

Другой голос вторил:

— …нет пульса… Он не дышит.

Антонио не помнил, сколько прошло времени. Наконец он открыл глаза. По комнате плыли тени, они плавно двигались в кровавом тумане и, удаляясь, взрывались белыми шарами. Потом он стал слышать нарастающий гул голосов, который смешивался с шумами внутри его тела.

Сердце зашлось от нестерпимой боли.

Я проваливаюсь в бездонную пропасть. Скольжу вниз. Перед глазами лопаются сгустки света. Слышатся крики каких-то людей. Кто они?

А я все лечу и лечу.

Вижу мать и брата Паскуаля, потом Эмму и учительницу французского… Появляется отец, он улыбается… Господи, какая невыносимая боль в груди! Кто-то бьет меня по лицу и приговаривает: «Вставай, вставай, вставай…»

А я лечу дальше и не могу остановиться. Но я должен, должен. Меня крутит в воздухе. Голову еще раз пронзает ослепительная вспышка — дальше темнота.

— Выпей, — проговорил Угарте, поднося к его губам стакан воды. — Отколол ты номер, парень. Чуть не загнулся. Похоже, мой укольчик пришелся тебе не по вкусу — слишком чистый героин. Все ушли в бар Пако пить пиво.

Во рту чувствовалась сухость, точно его забили песком. Сердце колотилось в груди раненой птицей. Пустую комнату заливали потоки солнечных лучей. Линии потолка и стен смягчились, стали округлыми. Пришло ощущение огромного вселенского покоя.

«Так вот это как происходит!» — подумал он.

Вода вошла в горло, потом стала опускаться по пищеводу в желудок, и он все это видел, словно его тело стало вдруг прозрачным.

— Сигарету, — прохрипел он. — Дай мне сигарету, пожалуйста.

Он опять увидел себя под виадуком. Женщина, как в замедленной съемке, падала вниз. Оголенные ноги били по воздуху, скрюченные руки прижимали к телу младенца, к земле стремительно приближалось искаженное судорогой лицо с прямой линией рта. Потом глухой удар. Разбитая вдребезги голова. Раскиданные вокруг ошметки детского тельца. Крики людей. Единственный шанс в жизни — и он его упустил.

Сидевший рядом Угарте протягивал ему зажженную сигарету.

— …внесу первый взнос, пол-лимона, и мне продадут мотоцикл в кредит, хотя потом придется платить по пятьдесят кусков в месяц. Но это ничего, мне только потребуется поручительство. Ведь ты за меня поручишься, да, Антонио? Я буду давать тебе покататься, когда захочешь… да? А ты меня сфотографируешь за рулем… для матери, ладно?

Глава 6

Где-то все звонит и звонит телефон. Антонио видит себя и Чаро в огромном доме с садом и бассейном. Он, вальяжно развалившись в шезлонге, наблюдает за тем, как Чаро взбирается на трамплин, держа на руках какую-то девчушку. Телефон продолжает надоедливо звонить, и она, словно устав от этого звука, бросается вниз, в голубую толщу воды. По необъяснимой причине Антонио чувствует сильную тревогу, какое-то тоскливое предчувствие.

Потом понимает, у бассейна нет дна, и Чаро провалится в пустоту. Антонио силится встать и громко ее зовет. Вокруг ни души. Грудь теснит глубокая печаль.

Неожиданно она вновь появляется на трамплине, улыбается ему черным провалом рта и что-то говорит, а что — Антонио не понимает.

Он проснулся весь в холодном поту. На ночном столике заливался будильник. Чтобы остановить его назойливый призыв, он надавил на кнопку. Было четыре часа пополудни. Сквозь закрытое окно в комнату пробивалась тусклая полоса света.

Пласа за окном шумела на разные голоса. С террасы Пако доносился звон посуды, уличные автоматы грохотали музыкой, ревели моторы машин и галдели люди.

Сильно болела рука от укола. В том месте, где вводили иглу с героином, фиолетово набухла вена.

Он быстро принял душ, оделся и вышел на улицу, прихватив с собой диктофон и «Лейку». Потом наскоро выпил чашку кофе в баре Пако.

На Пласе Антонио купил две таблетки у первой попавшейся мулатки, по виду доминиканки. Девушка понятия не имела, как они назывались, но с жаром уверяла, что таблетки американские, а значит, хорошего качества. Голубые, приятные на ощупь, они стоили немного дороже, чем обычно, — пятьсот песет, и Антонио проглотил их без воды.

— Не пожалеешь, красавчик. Хаймиточки[24]отменные — вмиг разговорят кого угодно, понимаешь? Я не обманываю, клянусь матерью. Можешь потом проверить: я всегда стою тут, на Пласе.

Кафе «Луна» находилось на углу Садовой и Монтеро.

Помещение убирали два официанта. Один, толстый, молодой, с серьгой в ухе, вытряхивал пепельницы и расставлял по местам стулья. Другой, усатый дядька средних лет, мыл за стойкой стаканы.

Хозяин заведения зыркнул на Антонио маленькими голубыми глазками, юркими, словно ртутные шарики. На голове красовалась обширная лысина, а на теле — костюм а-ля Адольфо Домингес[25].

— Ты от Паскуаля? Фотограф? — спросил он.

— Да. Неужели не узнаешь?

— Вроде бы похож на брата, но, честно говоря, не припоминаю. Мы знакомы?

— Я бывал здесь довольно часто… Особенно несколько лет тому назад, где-то в восьмидесятых… Наведывался к вам вместе с Белен Саррагой и Эммой. Эмма — моя жена, точнее сказать, бывшая.

— Как же, как же… Конечно, Эмма, Белен… С тобой еще заходил тот парень, с радио, кажется его звали Тена, и Карминья Мартин Таите — писательница… Но с тех пор утекло много воды, верно?

— Прошло лет десять, не меньше.

— Я слышал, Белен вышла замуж за одного из Уэте, так?