Читать книгу "Поединок во мраке - Татьяна Шубина"

«Не забывай, дорогуша, где ты!» — напомнила себе Галя, вспоминая бабушкины интонации.

Навстречу брели тени, они не уступали дороги, и Галя заставляла себя не обращать внимания, что идет сквозь печальные толпы. Но вот минул третий поворот, и она оказалась перед высокой пещерой.

Тени равнодушно текли мимо, они не замечали сводчатой залы. Галя теперь знала: они не могут ни остановиться, ни повернуть назад. Они здесь, но одновременно уже не здесь.

Пещера напоминала вход в метро. Даже эскалатор настоящий, только на нем никого не было. Дорожка сбегала вниз, и Галя задумалась. На всякий случай поискала схему, но, понятно, ничего подобного не нашла.

— Конечно, у них тут никакого порядка. В человеческом смысле, — поправила себя девочка. — Интересно, куда ведет сей эскалаторчик?

На ее внутренний вопрос пришел неожиданный ответ. Перед взором возникла чистая доска, похожая на сиденье от табуретки.

— Ну и что? — не поняла Галя.

И услышала ответ:

— Чистая руна. Руна Одина. Судьба готовится испытать вас на прочность.

— Кто со мной говорит? — испугалась Горбушина.

— Чистая руна. Руна Одина. Судьба готовится испытать вас на прочность. Судьба готовится испытать вас на прочность. Судьба готовится испытать вас на прочность, — незнакомый голос заклинило.

— Автоответчик безмозглый! А ну пшел под печку! — рассердилась Галя.

Между тем Черная Свинья убедилась, что план с котятами провалился. Раздраженно щелкая и брякая, она наблюдала за тем, как объект вошел в личный подъемник Черного Хозяина.

Сам любил на досуге побродить по полосе отчуждения у Перехода, размышляя о перипетиях Вселенского бытия-небытия, игре-неигре. В общем, любил посурьезничать в одиночестве. Но больше никто не смел сюда и носа казать. Полоса Отчуждения! Переход! Работнички бешеного пространства сюда и не стремились.

Черная Свинья не имела разрешения входить в личные владения Самого и она запросила Бригадируса.

— Несистемникс вошелс в подъемнике к Черномус Хозяинус!

Но никакая супер-пуперсвязь на Переходе и Полосе Отчуждения не действовала. Это была территория вне связи, территория Непознаваемого.

— Объектус попадетс в личныйс кабинетус к Самомус, старохламс ликоватьс, — используя все виды ментальной энергии, балаболила Свинья.

Ответа не было, и она решила рискнуть. Если ее замысел удастся, то это большой прогресс! Есть шанс, что новоклоны совсем скоро смогут попереть старохламс!

Черная Свинья стала грудой человечьих костей. В качестве примера она использовала знаменитую картину художника Верещагина.

Желтый череп подкатился к Галиным ногам и, приоткрыв челюсти, замер. Девочка отступила. Череп щелкнул зубами и прыгнул на нее. Галя поскользнулась, упала и покатилась вниз.

Раздался треск, энергетический удар разорвал туман.

Глава 12

Склеп фамильный — гроб открытый

Тане Плещеевой было известно много такого, что должна знать ученица мага районного значения. Осиновое полено и осиновый кол — вещи просто обязательные, когда имеешь дело с вампирами, упырями, оборотнями и прочей нечистью. Она мечтала о Большой Книге Превращений, о которой однажды рассказывал маг, Голубой Книге Чудес, Черном Зеркале, открывающем ход в зловещее подземелье. Вы не поверите, но, несмотря на все это, маг ставил Таньке самые низкие баллы и был ею недоволен.

— У вас, Плещеева, романтичное отношение к Таинственному. И, к сожалению, мало злости. Я еще подумаю, но не обижайтесь, если я вас все же отчислю.

— Я накоплю, я изменюсь! Вы меня не узнаете! Я… Я злею с каждой минутой. Нет, с каждой секундой! — для наглядности Танька щурилась и когтила себя черными накладными ногтями.

Мага можно было понять — он мечтал об ученике. Но он желал Ученика с Большой Буквы. И, кстати, это в его квартире били часы, которые Сверчок принимал за башенные.

Димка, как и все остальные соседи, считал мага тихим интеллигентным выпивохой и относился к нему весьма дружественно, но, можно сказать, близоруко. У мага было много личин. И сейчас он в одной из них преспокойно спал за стенкой, в нескольких метрах от Димки Сверчкова. А башенные часы районного учителя магии глухо били три часа пополуночи.

Телефон зазвонил еще раз.

— Але! — прошептал Димка, ему не хотелось, чтобы родители проснулись. — Але! Кто это? Плохо слышно. Алло!

— Сверчок, не упусти свой шанс, пригласи девушку в гости, — раздался знакомый голос.

— Степка! Где ты была? Я чуть ваш дом не перевернул. Как ненормальный в дверь колотил.

— У Тамары Арсентьевны.

— Сейчас ты от нее звонишь?

— С мобильника.

— А ты где?

— Подойди к окну.

Димка выключил настольную лампу, глянул в черное стекло и обомлел. Она стояла внизу и махала ему рукой. Он видел, как блестели ее зубы в лунном свете и выделялась на снегу темная спина Боба.

— Ну, — сказала она. — Привет, малыш!

Так ему, по крайней мере, показалось, и он тоже махнул рукой в открытую форточку.

— Иди скорей! Я сейчас! — забыв, что родители спят, и что на дворе глубокая ночь, Димка помчался к двери.

Только он успел щелкнуть замком, в коридор ввалился Боб и злобно заворчал. Сверчок приложил палец к губам и, кивнув на закрытую дверь родительской спальни, пригласил гостей в свою комнату.

Стефания скользнула в его берлогу и с разбега упала на диван, не снимая дубленки.

— Ну, — она расплылась в улыбке, — во что будем играть?

Сверчок опустился на стул, увидел на полу помятую фотокарточку, нагнулся и поднял ее. В который раз ему в голову пришла мысль, что в комнате рядом с ним и на снимке — два совершенно разных человека. Да и Боба он не узнавал — слишком молодой, толстый… Впрочем, этот Боб ему кого-то напоминал…

— Проснись, бэби. Я с тобой, а ты вертишь какую-то фотку. Что-то ты скис совсем, — Стефания поднялась, и он почему-то испугался.

Но гостья, заметив это, прошла мимо и взяла с полки картинку в прозрачной рамке.

— Я не хуже ее?

На картинке были изображены Ромео и Джульетта в счастливый миг признанья. Стефания подарила ему эту гравюрку, а потом предложила послушать Шекспира по-английски. Она читала, а Димка смотрел, как движутся ее губы, как вздымается грудь, и его бросало то в жар, то в холод. Английский на такой скорости он не понимал, но готов был терпеть эту сладкую муку вечно.

— Ты бы хотел, как они? — напомнила о себе гостья, расстегивая длинную дубленку.

Сверчок обомлел, под дубленкой было платье точь-в-точь, как у Джульетты на гравюре.