Читать книгу "Волшебная книга судьбы - Валери Тонг Куонг"

– А как?

– Ты скажешь ее матери, что нашел редкую жемчужину, которую она ищет. Помощницу по хозяйству, молодую, серьезную, ответственную, самостоятельную.

– Ты?! Но ты не справишься!

Еще как. По сравнению с тобой, Без-Слез, я настоящая профессионалка. Научившаяся в пять лет обращаться с веником, в шесть гладить, в восемь шить. Не по обязанности, но по необходимости. Моя мать не делала дома абсолютно ничего. Квартира зарастала грязью и хламом. В раковине копилась посуда, из шкафов вываливалась одежда. Мать не была грязнулей. Ей было просто плевать, вот и все.

Искусству чистоты научила меня бабушка. У нее все было наоборот. В доме хорошо пахло, нигде ни пылинки, и каждая вещь на своем месте. И у меня там было свое место: на большом и глубоком дедовском диване в цветочек. Бабушка рассказывала, что он запрещал на него садиться. Это был трофей, украшение салона, купленный за бешеные деньги, дед не мог позволить его испортить. После его смерти бабушка соблюдала запрет – до моего рождения. Она – сама никогда на нем не сидевшая – укладывала меня там спать после обеда. Почему я только теперь поняла, какой это был подарок?

Предоставив мне почетное место, лучшее в доме, она пыталась компенсировать слабости матери, которая обращалась со мной, как обращалась бы с котенком, осыпая меня поцелуями с утра до вечера, но забывая поменять мне подгузник. Она посылала мне осязаемые сигналы любви, которые я, увы, не всегда принимала, предпочитая ту, что умела любить лишь через слова.

Бабушка обожала меня, как обожала и мою мать, несмотря на вздорность и легкомыслие той, – так, что не смогла ее пережить. Она старалась научить меня всему, что умела сама, чтобы сделать мою жизнь сносной и подготовить к самостоятельности, которой так и не достигла ее дочь. И сегодня, после смерти, она помогала мне, открыв путь, который вел к Алисе.

– Ты должен поручиться за мои качества. Скажи, что я работала у твоих родителей.

– Легко.

Без-Слез записал телефон матери Алисы в блокноте в кафе. Он ушел на работу, пообещав мне сразу же с ней связаться. Воспользовавшись его отсутствием, я принялась приводить себя в порядок. Похолодало, и надо было поторапливаться, чтобы не простудиться. Но мне хотелось быть безукоризненной, когда пробьет мой час. Я постирала носки и нижнее белье и развесила их на крыше домика, чтобы быстрее высохли, – легкий ветерок был очень кстати. Остригла ногти и сколола волосы заколкой, завалявшейся в кармане: мыть голову было слишком сложно. Почистила брюки пучком веток и надела одну из футболок Без-Слез.

Одевшись, я пошла к крану в огороде и посмотрелась в его стальной бок. Выглядела я вполне пристойно.

* * *

Прошло несколько часов, и вот наконец-то! Он вернулся. По его улыбке я поняла, что дело в шляпе.

– Она заходила в кафе… Ты можешь прийти сегодня же вечером, – с гордостью сообщил он. – Но смотри! Тебе придется совершать подвиги. Я так тебя расхваливал, что она встревожилась, как бы ты не нашла другую работу, прежде чем познакомишься с ней.

Он помолчал, задумавшись.

– Мне стало ее жаль. Она, похоже, забивает себе голову бытовыми вопросами, чтобы поменьше думать. Все это время, что мы общались, я хотел заговорить об Алисе, выразить ей свое сочувствие – и, может быть, уловить какой-нибудь знак, ниточку. Но я не смог, слишком тяжело, слишком страшно… Язык не поворачивался…

Я не удержалась от колкости:

– Надо же, не думала, что ты такой чувствительный… Для человека, который зовется Без-Слез, слабовато…

Он помрачнел. Черт побери. Я готова была избить себя за длинный язык. Почему я всегда все порчу своей агрессивностью? Наезжаю на ни в чем не повинных?

Почему я до такой степени нетерпима к чужим слабостям?

– Извини меня. Я обидела единственного человека, готового мне помочь. Я идиотка.

Он покачал головой и поморщился.

– Ну вот, приехали. Единственного человека, готового тебе помочь… В сущности, тебе глубоко плевать, почему твои слова меня задели. Ты только боишься меня потерять, ага… Тебе это ничего не напоминает?

Мне хотелось рвать на себе волосы. Я взяла его за руку и крепко сжала.

– Не знаю, почему я всегда ляпаю не то. Я хотела сказать, мне искренне жаль, что я тебя обидела. Пожалуйста, извини меня. Правда.

Мы помолчали, у обоих стоял ком в горле. Наконец он со вздохом заговорил:

– «Без-Слез» не значит, что я бесчувственный. Я просто поклялся себе никогда больше не плакать.

– Поклялся…

Он улыбнулся недоброй улыбкой.

– Больше ни слезинки, да. Я пролил их слишком много. Тонны понапрасну. Реку слез, чтобы утопить мой стыд. Знаешь что? Я гораздо хуже тебя…

Он начинал меня пугать своими намеками и гримасами.

– Твой стыд?

– Именно так: мой стыд. Потому что, представь себе, Мина, я знал. Я согрешил не как ты, от нехватки интереса или любопытства, но из чистой трусости. Я был свидетелем зла, которое ему причиняли.

– Причиняли зло кому, Без-Слез?

Он ломал руки, едва не сдирая кожу ногтями.

– Кому причиняли зло, ответь же наконец! О ком ты говоришь?

– Я говорю о моем друге Реми – но что значит быть другом в возрасте, когда поступаешь в коллеж? Можно ли говорить о дружбе, если она капитулирует перед опасностью?

Мы спали в интернате в одном дортуаре. Наши кровати стояли рядом. Одна тумбочка на двоих. Мой товарищ, мой кореш, мой лучший друг. Говорят, в интернатах для мальчиков всегда есть козел отпущения. У нас это был он, Реми. Он все терпел. Стискивал зубы. Говорил: я выдержу, вот увидишь, это у них пройдет. «Это» не проходило: его мучили каждый день. Вопрос был не в том, сделают ли они это, но когда именно, в котором часу. А я плакал. Только один-единственный раз я попытался их остановить. В тот день главный деспот сказал мне: «Ты тоже хочешь, Чернявый?»

Тогда я заткнул уши наушниками и накрыл голову подушкой. Я плакал, но больше никогда не протестовал. Реми не жаловался, я не услышал от него ни слова упрека. Он опять стиснул зубы, да, опять, и сказал мне только: «Я на тебя не сержусь, у тебя не было выбора».

У меня был выбор, конечно же, был!

Я просто сдрейфил.

Однажды вечером, когда директор созвал весь персонал на общее собрание, главный деспот пришел пьяный с компанией своих холуев. Они стащили в кухне ром и спирт. Меня заперли в бельевом шкафу на другом конце дортуара и, смеясь, пошли по своим делам. Я снова заткнул уши, но в тот вечер это не помогло. Я слышал шипение, вопли, узнал голос Реми. Я тоже закричал, заколотил в дверь изо всех сил, но ноги у меня были ватные, я чувствовал ужас, панику, этот запах дыма, запах гари, вонь пригоревшего мяса – я до сих пор чувствую ее при каждом вдохе, если б ты знала, Мина.