Читать книгу "Любовники - Юлия Добровольская"

«Я согласна», — сказала Дина, вздохнув немного грустно, пошла на вокзал, постояла в очереди за билетом, втайне от Внутреннего Голоса надеясь, что билетов не будет.

Но билеты были — хоть и на верхние боковые места, но были. Что, кстати, лишний раз убедило ее в правоте того, которому привыкла безоговорочно доверять, — Дина подозревала, что, давая ей тот или иной совет, этот дивный Кто-то заранее знает, что получится так, как он советует.

А может быть, он сам все устраивает так, как нужно… как нужно Дине, как лучше всего будет для Дины… Это было дерзкое предположение: «Ишь какая… уж не думаешь ли ты, что все и вся так и крутится вокруг тебя одной и твоих интересов! Но почему бы и нет, — думала Дина, — по крайней мере, надеюсь, что я получаю все это не за счет кого-то…»

Дина заплатила по студенческому билету полцены и села вот в этот поезд.

Она вытянулась на своей полке и робко спросила у Внутреннего Голоса:

«Но вспоминать Его я ведь могу?»

«Конечно! Конечно, вспоминай! — ответил ее надежный советчик. — И чем больше, чем подробней — тем лучше! Перебирай в памяти каждое слово, каждый жест… анализируй — что тебе так, что тебе не так…»

Дина обрадовалась такому ответу и первым делом достала из сумочки свою записную книжку, раскрыла ее на нужной странице и еще раз прикоснулась взглядом к трем буквам — ККК, — к цифрам и маленькому сердечку, нарисованному рядом с ними. Она прижала страничку к губам и послала мысленный привет руке, оставившей ей этот драгоценный — видимый и осязаемый — кусочек того долгого дня, который начался в восемь часов утра на экзамене и закончился в первом часу ночи, когда она вернулась к себе в общежитие.

Дина вспомнила прикосновение этой руки к своей. Еще — как эта рука долго — бесконечно долго! — лежала на ее спине… когда они танцевали под «Лунный камень»… а потом коротко, но так крепко прижала Дину к…

Константин Константинович… Как она могла бы называть его ласково? Костенька… Мой милый Костенька… Костюша… Костик… Котик… Или просто: мой милый…

Нет, от этого начинает кружиться голова… Как он смотрел на Динины коленки… Нет, лучше — как в глаза… Да, в глаза — гораздо лучше. Он сидел так близко, в кинотеатре, и смотрел на нее. А потом она повернулась к нему, и его лицо было совсем рядом… Глаза блестели… приоткрытые губы чуть улыбались… А потом он хотел ее поцеловать… И тоже — так близко его лицо… так близко, что можно взять его в ладони и коснуться губами лба… щеки… губ… Коснуться губами его губ…

«А про это можно?» — спросила Дина, смутившись оттого, что сначала напридумывала, а потом только спрашивает разрешения.

«Можно, можно… — усмехнулся Внутренний Голос. — Про любовь можно все».

«Хорошо, — сказала Дина. — Это про любовь».

«Только не забывай, что это про твою любовь, — сказал Внутренний Голос, сделав упор на слове «твою», — а про его любовь ты пока еще ничего не знаешь. Так ведь?»

«Да, — согласилась Дина. — Я буду пока только про свою».

«И слишком далеко не заходи, не ожидай от него того, чего просто не можешь… не имеешь права ожидать. А то потом плакать горько будешь».

«Ладно», — пообещала Дина и вернулась к губам Константина Константиновича… Кости.

Они такие живые, подвижные… так приятно смотреть на них, когда Константин Константинович… когда Костенька что-нибудь говорит… когда он улыбается… Как приятно, наверное, когда они целуют тебя…

А как это бывает?.. Дина видела поцелуи только в кино. Тот поцелуй Артура Давлатяна не в счет — он просто прикоснулся своими губами к уголку Дининых губ. Это когда она ему самую первую курсовую работу помогла сделать. Он сказал:

— Спасибо тебе большое, — и поцеловал.

— Пожалуйста, — ответила Дина. — Только никогда больше так не делай!

И он больше так не делал. Хотя Дине иногда и хотелось, чтобы он повторил. Но он ждал ее позволения. А Дине это не нравилось.

«Какая ты, — подумала Дина, — поцеловал без позволения — не понравилось, ждет позволения — тоже не нравится…»

Валерка Ревякин не ждал и не спрашивал. И поцеловал по-настоящему. Только это было очень давно.

Вот и Константин Константинович тоже ждал позволения… Нет, тут все-таки другое — он не ждал позволения, он просто был деликатным… он не решился, чтобы не обидеть, не оскорбить… Это другое.

А если бы он решился — как бы это было?

Дина не знала. Она и сейчас не знала, как это бывает. Но она хотела узнать. Очень хотела узнать… Она была готова расплачиваться за это горькими слезами — только бы узнать, как целуют губы ее любимого Кости…

Любимого Кости?!..

Да — любимого Кости. Милого Кости. Моего милого, любимого Кости…

Мама

Мама стояла на перроне, чуть поодаль от встречавших и отъезжавших. Дина не сообщила ей номер вагона, она передала через тетю Иру, чтобы мама не встречала ее, что она сама прекрасно доберется до дому, она уже не маленькая. Хотя знала, что мама очень любит вокзалы, любит встречать и провожать — для нее это всегда событие. И Дину она не проводила только один раз за все эти годы…

Мама сразу увидела дочь и замахала ей рукой.

— Диночка! Доченька! — Она обняла Дину.

И Дина ощутила неописуемое тепло, ощутила мамину любовь — чистую и бесхитростную, как вода, которую пьешь, когда хочется пить.

— Мамочка… ну зачем ты?.. Я же не маленькая…

Но мама только улыбалась счастливо и не могла насмотреться на Дину.

Они сели в автобус. До дому было всего три остановки. Мама успела только расспросить про сессию и практику.

— Моя умница. Как я горжусь тобой! — Она всю дорогу держала Дину под руку, крепко прижимая ее к себе.

Как всегда, в доме пахло родным — уютом, теплом, вкусной едой. И как всегда, мама приготовила для Дины ее любимые кушанья. Стол был накрыт, и, пока Дина мылась с дороги, мама разогрела горячее и поставила на стол бутылку шампанекого.

— За тебя, доченька! — сказала она, поднимая бокал.

— За тебя, мама!

Дина в какой-то неуловимый миг вдруг увидела напротив себя Константина Константиновича: с бокалом шампанского в чуть приподнятой над столом руке, его улыбающиеся глаза, упавшую на лоб волну черных волос, чуть приоткрытый рот, красивые крупные пальцы, держащие фужер.

— Диночка, что с тобой?.. — Мама внимательно посмотрела на дочь.

— Ничего, мам! Все в порядке! — Дина попыталась быть непринужденной и даже засмеялась: — Что ты, мам?..

Но маму не проведешь. А тем более — любящую маму.

Мама поставила бокал на стол, поднялась, подошла к Дине и приложила ладонь ко лбу. Она, не на шутку встревоженная, взяла лицо дочери в ладони и повернула к себе.