Читать книгу "Дорога домой - Бриттани Сонненберг"

Однако больше всего он любит, хотя никогда в этом не признается, выход из зала получения багажа в аэропорту иностранного города и лицезрение своей фамилии на рукописной табличке – обычно черным маркером, заглавными буквами, – которую держит шофер. Короткий кивок Криса, и водитель принимает у него тяжелый багаж, ведет к роскошным кожаным сиденьям. Крис расслабляется, наслаждаясь беззвучно проплывающим за окном машины городом, ощущая спокойную силу, даже если она угасает, едва он выходит из автомобиля. Первый же взгляд на свое имя как будто подтверждает всё, так же, как вид материнского почерка на метках его футболок в летнем лагере, ее судорожной скорописи давал Крису надежную уверенность в возвращении. Таблички, которые теперь держат водители, напоминают ему, что он направляется к какой-то большой цели, куда обязательно должен прийти.

Есть определенный сорт удачи, который Крис за многие годы научился шлифовать. Внутреннее чутье того рода, о котором ты не можешь слишком долго размышлять, потому что оно способно исчезнуть. Крис играл в баскетбол со средних классов школы до конца учебы в колледже и тогда впервые познакомился с удачей, поняв, как ее доить. Когда ты выходишь на площадку с горящим в тебе светом уверенности, и твои ладони дрожат от нетерпения ощутить кожу мяча, единственное, чего ты не можешь, не должен делать – встречаться с этой удачей взглядом. Весь фокус в том, чтобы не ставить ее под сомнение и не слишком сильно в нее верить. Это как с пугливой собакой или красивой девушкой: дай им понять, что ты ими интересуешься, и можешь распрощаться. Наоборот, сосредоточься на подборе мяча и острых передачах, быстром возвращении на защиту, и очень скоро удача ворвется в твой бросок в прыжке. Затем ты действуешь в том же духе, слышишь свист ветра, чувствуешь, как зарабатывание очков делает твои икры невесомыми. Удача помогла Крису заплатить за обучение в университете Джорджии, принесла диплом инженера и травмированное колено.

Крис сознает, что пока ему страшно везет. Во-первых, вырваться из Чаритона, штат Индиана. Не вставать каждый день в четыре утра, как его отец, не горбатиться, пытаясь сделать плодородной упрямую, холодную землю или вызвать дождь из печальных туч. Встреча с Элиз – улыбка фортуны номер два, вечером 17 ноября 1977 года, на вечеринке после баскетбольного матча. Элиз чинно попивала что-то безалкогольное, пока все вокруг нее курили травку и щедро затягивались кальянами с марихуаной. Крис, все еще возбужденный после победы тем вечером над соперниками, Технологическим институтом Джорджии, на парах от трех банок пива неторопливо приблизился к Элиз и завязал разговор, источая непринужденную уверенность. Ее южный тягучий акцент шокировал его; она выглядела такой одинокой и уязвимой, прислонившейся к стене, что Крис посчитал ее иностранной студенткой по обмену или в лучшем случае землячкой со Среднего Запада. Ее приятно бойкие манеры (выяснилось, что она болеет за Технологический институт и живет в Атланте, а на эту вечеринку ее притащила подруга) в сочетании со сногсшибательной красотой (он заметил множество других парней, разглядывавших ее и подкреплявшихся своими напитками, чтобы набраться храбрости для штурма) и неотразимой невинностью, которую она излучала, присосавшись к своей соломинке, как десятилетняя девчонка, привели к тому, что его тренер назвал бы «тройной угрозой», против которой Крис, только что отыгравший в защите свою лучшую игру (4 блока, 5 перехватов, 15 подборов мяча), был абсолютно беззащитен.

К изумлению Криса, их разговор в тот вечер привел к свиданию неделю спустя, приведшему к новым встречам, в Атланте и Атенсе, и ежедневной переписке, когда Крис уехал учиться в Штутгарт, повлекшей за собой поездку Элиз к Крису, предложение Криса и все, что произошло с тех пор: свадьбу, крохотный дом в Лондоне в сплошном ряду однотипных зданий, холодную квартиру в Гамбурге, новорожденную дочь, маленький кирпичный особнячок в Филадельфии. Крис до сих пор точно не знает, почему Элиз его выбрала, если не считать вышеупомянутой удачи. Элиз не известно, что до этого, в Индиане, единственными подругами Криса были Таня Уайт, с торчащими зубами, и Джун Шиллер, отличительной чертой которой являлась необъяснимая квадратность тела.

Помимо Элиз, Крис переспал только с одной женщиной – факт, о котором он тоже не распространялся, – единственной, способной поспорить с ее красотой, – Туайлой Линкольн, младшей сестрой Бена, его товарища по команде. После ночи, когда все началось на вечеринке, слегка вышедшей из-под контроля на окраине кампуса и закончившейся в комнате Криса в общежитии, Туайла никогда больше с ним не разговаривала. Он не мог с уверенностью сказать, крылась ли причина этого в его недостаточном мастерстве или в том, что он был белым. Возможно, это означало одно и то же. До Туйалы Крис и понятия не имел, что расизм может работать в обе стороны. И хотя испытал разочарование и обиду, когда на следующей вечеринке увидел ее с Донтеллом, другим членом команды, почувствовал и некоторое облегчение: родители так и не простили его младшую сестру Бэт за то, что в средней школе она ходила на танцы с Джоном Янгом, а он был всего лишь католиком.

Свою карьеру Крис рассматривал как третий крупный подарок удачи. Тот факт, что он летает первым классом, а ему нет еще и тридцати пяти. Доверие, питаемое к нему начальником, и то, как быстро Крис поднялся по служебной лестнице в «Логане» за шесть лет работы. Конечно, он может скатиться вниз в мгновение ока. Именно так и случилось в университете: команда улучшила свою игру, а Крис стал играть хуже, а может, просто остался на прежнем уровне, пока студентом последнего курса не стал просиживать на скамейке запасных игры, в которых первокурсником отыграл бы двадцать шесть минут. И это было до травмы колена.

Но хотя бы отношения с Элиз кажутся прочными, говорит себе Крис, особенно сейчас, когда у них появилась малышка Ли. Крис обожает блеск своего обручального кольца, успокаивающего его, когда он далеко, дающего благородное, если не примитивное ощущение защищенности, словно путешествие в Индию на встречу с клиентами то же, что загнать в берлогу медведя ради пропитания семьи. Представляя себе Элиз, он видит ее качающей Ли в колыбели в серебристом свете луны, хотя в свои два с половиной года Ли уже слишком большая, чтобы ее качать. Даже в Гамбурге, когда Ли была младенцем, Крис никогда не видел, как Элиз баюкала ее по ночам, поскольку они вставали к ней по очереди. Он спал как убитый, пока жена успокаивала плачущую дочь. В свой черед Крис, слишком высокий для кресла-качалки, неуклюже пристраивал в нем свое почти двухметровое тело, испытывал какие-то женские чувства, держа на руках младенца, напевая колыбельную. Преодолев начальное мучительное желание спать, Крис, как только Ли засыпала, наслаждался теми неземными моментами с новорожденной дочерью. Иногда он сожалел, что не может остаться с Ли на следующий день, а Элиз послать вместо себя в офис – порывы, которые в смущении подавлял в свете утра.

Сейчас Крис хочет, чтобы Элиз демонстрировала немного больше благодарности за его усилия кормильца или хотя бы делала вид, что скучает по нему во время его деловых поездок. Больше в духе его матери, испускавшей трагические, неодобрительные вздохи по телефону всякий раз, услышав об очередной заграничной командировке сына, и пришедшей в ужас, когда он поехал на юг учиться в колледж. Элиз же, напротив, весело машет ему на прощание, даже не предлагая собрать чемодан. Это началось недавно: в Гамбурге она плакала, если ему приходилось на одну ночь улетать в лондонскую контору. Но, возможно, виной тому просто гормоны в период беременности, и хорошо, что она независимая, бранит он себя, когда самолет подпрыгивает при посадке в Бомбее; он счастливчик, никак не наоборот.