Читать книгу "Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие - Дан Родес"

К хорошеньким девушкам, которые обзаводились старыми богатыми любовниками, Босниец всегда относился с пониманием и искренним восхищением; когда же девицы, не в силах устоять перед обаянием молодых боснийцев, у которых за душой не было ни гроша, не отказывали себе в удовольствии немного поразвлечься, он проникался к ним особой симпатией. С самим Боснийцем такие истории случались дважды. Он задумчиво посмотрел на своего старого любовника, прикидывая, сколько денег из него можно вытянуть.

— Итак, ты стал игрушкой в руках богача, — сказал Кокрофт, словно читая мысли молодого человека. — Ну и как тебе это нравится?

Босниец ничего не ответил. Он прекрасно помнил детскую развлекательную программу и самих героев — Биббли и Боббли, но что там была за музыка — этого Босниец припомнить не мог.

Кокрофт решил отметить возвращение былой популярности грандиозным набегом на ближайший супермаркет.

— Сегодняшний день должен быть особенным, — сказал Босниец, — не похожим на обычный поход в магазин. Поэтому мы оставлять собаку дома.

Старик, переполненный радостью, которая постепенно превратилась в эйфорию, согласился. Кокрофт сказал, что они уезжают совсем не надолго — максимум часа на два. Возможно, Тимолеон Вьета даже обрадуется: он сможет спокойно отдохнуть и собраться с мыслями. Итак, хозяин и гость уехали, а пес остался в доме один.

Казалось, старик был полон решимости доверху забить тележку и складывал в нее все, что попадалось на глаза: бутылки с экзотическими соусами, пакетики со специями, дезодоранты, упаковки с замороженным мясом, рыбой и овощами, свежие фрукты, спагетти, вино, бренди, виски, новую сковородку, жестянки с печеньем, семь бутылок шампанского и несколько блоков сигарет. Когда они забрели в отдел, где продавались товары для животных, Кокрофт несказанно обрадовался. Он купил дюжину искусственных костей, два мячика и резиновую мышку для кошек, чтобы посмотреть, какое впечатление игрушка произведет на собаку, а среди висевших на стенде кожаных аксессуаров выбрал самый дорогой поводок и широкий мягкий ошейник.

Вернувшись домой, Кокрофт преподнес Тимолеону Вьета подарок — большую кость — и взялся за приготовление праздничного обеда. Когда они с Боснийцем сели за стол, Кокрофт предложил после обеда всем вместе отправиться на прогулку. Хотя за последний месяц пес стал мрачным и замкнутым и, похоже, предпочитал проводить время в одиночестве, Кокрофту все же было неловко, что он бросил Тимолеона Вьета дома, а сам поехал в город за покупками. Кокрофт понимал: часть вины за возникшую в их отношениях отчужденность лежит на нем, и он должен попытаться всеми силами восстановить прежнюю дружбу.

— Как ты к этому отнесешься? — спросил он, обращаясь к Боснийцу. — Ты, я и Тимолеон Вьета. Три верных товарища, как три мушкетера.

Босниец пожал плечами:

— Мне все равно.

Они поднялись на холм, затем прошли по тропинке, пересекли шоссе и углубились в лес. Они почти не разговаривали. Время от времени Кокрофт принимался напевать вполголоса что-то невнятное, похожее на оперную арию или фрагмент из какой-то увертюры. Тимолеон Вьета, помахивая хвостом, бежал впереди, а Босниец, стараясь держаться на некотором расстоянии, шел сзади. Когда они вышли на красивую, поросшую высокой травой поляну, Кокрофт предложил немного передохнуть. Мужчины опустились на землю, а пес, принюхиваясь к острым лесным запахам, кружил неподалеку возле деревьев. После сытного обеда и выпитого шампанского их разморило. Босниец и Кокрофт прилегли на траву и вскоре оба заснули.

Кокрофт проснулся первым. Он вздрогнул, приподнял голову и сразу же почувствовал, что они одни. Кокрофт испугался.

— Проснись, — он тронул Боснийца за плечо. — Тимолеон Вьета пропал. Скорее, мы должны найти его. Вставай.

Босниец протер глаза и лениво поднялся на ноги. Он подумал, что без пса гораздо лучше. Старик, конечно, в панике, бегает и орет как сумасшедший, и все же мир вокруг казался удивительно спокойным. Он надеялся, что пес исчез и никогда больше не вернется.

— Тимолеон Вьета! Тимолеон Вьета, ко мне! — Старик сложил ладони рупором и закричал еще громче: — Тимолеон Вьета, вернись немедленно! О боже, — пробормотал он, — Тимолеон Вьета, ты где? Как, как я мог уснуть?! Это я виноват. Это я всегда во всем виноват.

Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз видел Тимолеона Вьета. Кокрофт заспешил домой. Он шел обратно тем же путем, которым они вышли на поляну, и всю дорогу, не переставая, звал собаку. Тимолеон Вьета не появлялся.

Босниец ненавидел подобные ситуации. Он шел позади на приличном расстоянии, зевал и тер кулаком глаза.

Каждый раз, подбегая к очередному повороту, Кокрофт молился в надежде, что сейчас пес выскочит ему навстречу, вильнет хвостом и, свесив на сторону красный язык, «улыбнется» до ушей — и все будет как прежде, как в старые добрые времена, когда все у них было хорошо. Поворот следовал за поворотом, но пес так и не выбежал навстречу Кокрофту.

— Почему, Тимолеон Вьета? Почему, — плакал он, — почему ты ушел от меня?

Они почти добрались до дому. Пот градом катился по багровому лицу Кокрофта. Старик едва дышал, но продолжал снова и снова выкрикивать имя собаки. И вдруг его крик оборвался — он увидел Тимолеона Вьета, сидевшего на ступеньках крыльца. Кокрофт подбежал к нему и буквально обрушился на пса. Он схватил его в объятия и прижал к себе:

— О, Тимолеон Вьета, я думал, что никогда больше не увижу тебя! Почему ты так жестоко поступаешь, Тимолеон Вьета? Что я такого сделал? Разве я заслужил такое ужасное обращение?!

Босниец протиснулся мимо обнявшейся парочки и вошел в дом. Он страшно устал от этой трагикомедии, похожей на древнюю сагу о человеке и его собаке. Все, чего он хотел, — это покоя и возможности просто поскучать, ни о чем не думая. Старик и собака навевали ужасную, невыносимую скуку, почти тоску. Но это была не та скука. Боснийцу хотелось иной, томительно-сонной, как долгий летний полдень, скуки, где нет места драме, которая изо дня в день разворачивается на его глазах. Но, подумал он, если один из участников драмы уйдет со сцены, возможно, тогда ему наконец удастся поскучать вволю.

Вечером Кокрофт и Босниец сидели в шезлонгах, пили шампанское и смотрели на далекие домики, разбросанные по склонам окрестных холмов. Начинало темнеть. В некоторых окнах зажегся свет, и домики превратились в маленькие ярко освещенные точки. Другие же просто исчезли, растворившись в наступающих сумерках. Кокрофт давно не общался с соседями, хотя был знаком почти со всеми. Большинство обитателей этих маленьких домиков были англичанами, которые, как и он, приехали в Умбрию в надежде начать новую жизнь и попытаться забыть то, что случилось с ними в старой. Многие писали книги о себе и о своей новой жизни в тихой итальянской провинции. Поначалу, когда имя Кокрофта еще числилось где-то в самом конце списка гостей, которых можно пригласить на ужин, соседи давали ему рукописи с просьбой прочесть и высказать свое мнение. Кокрофт внимательно читал каждую рукопись. Все произведения были примерно одинаковы: одни и те же шутки о том, какие муки переживает бывший горожанин, которому приходится столкнуться с реалиями сельской жизни, и о том, какими растяпами выглядят они сами, а также какими смешными, нелепыми и, как правило, рябыми оказываются соседи-итальянцы. Возвращая рукопись, Кокрофт говорил просто и лаконично: «Очень хорошо написано. Потрясающая книга». Однако автору этого было недостаточно, он требовал детального комментария и настойчиво допытывался, получилась ли книга остроумной, удалось ли ему передать все многообразие красок и донести до читателя неповторимый аромат Италии. В конце концов Кокрофт вообще перестал читать произведения соседей-писателей. Он держал рукопись неделю-другую и возвращал начинающему автору со словами искреннего восторга: «Очень хорошо написано. Потрясающая книга, остроумная и глубокая. Вам так тонко удалось передать неповторимый аромат Италии!» Некоторое время он пользовался репутацией внимательного и строгого литературного критика. Приезжая в Англию, Кокрофт заглядывал в книжные магазины и каждый раз находил на полках все новые и новые книги о жизни своих соотечественников в Италии, причем имена многих авторов были ему хорошо знакомы. Они давали своим историям вычурные названия, вроде «Пейзаж с оливковым маслом», «Умбрийский Одиссей, или Любовник из Уффици», «Дневник путешественника, или Прогулки с Боттичелли», «Замшелая стена и бутылка кьянти», и непременно начинали роман с восторженного восклицания: «О, мы купили маленький симпатичный домик среди зеленых холмов Италии!» Кокрофт был уверен, что скоро этот мыльный пузырь лопнет, однако каждый раз, возвращаясь в Англию и заходя в книжный магазин, он обнаруживал, что литературный поток все увеличивается и, похоже, превращается в настоящее море.