Читать книгу "Особые поручения: Декоратор - Борис Акунин"

Теперь путь лежал вовсе дальний, из Лефортована противоположную окраину, на Девичье Поле, где совсем недавно на средствамануфактур-советника Тимофея Саввича Морозова открылась его же имениГинекологическая клиника при Московском императорском университете. Сонькакакая-никакая, а все-таки тоже женщина, и проблемы женские у нее найдутся. Воти получалось, что снова следствию от дуры польза.

Сонька была в ажитации – лефортовский «дот»произвел на нее большое впечатление.

– Лоток гук-гук, ленка прыг, неялась,афекинял, – оживленно рассказывала она брату о своих приключениях.

Для кого другого – бессмысленный набор звуков,а Анисий всё понимал: доктор ей молотком по коленке стучал, и коленкаподпрыгивала, только Сонька ни чуточки не боялась, а конфетки ей доктор не дал.

Чтоб не мешала сосредоточиться, остановил уСиротского института, купил большого петуха, ядовито-красного, на палочке.Сонька и заткнулась. Язык на добрый вершок высовывает, лижет, белесыми глазкамипо сторонам пялится. Столько у ней сегодня событий, а не знает, что впереди ещемного интересного будет. Вечером придется с ней повозиться, долго не уснет от возбуждения.

Наконец приехали. Хорошую клинику отстроилщедрый мануфактур-советник, ничего не скажешь. От семейства Морозовых городуМоскве вообще много пользы. Вот недавно газеты писали, что почетная гражданкаМорозова заграничные командировки для молодых инженеров учредила, длясовершенствования практических знаний. Теперь любой, кто окончил полный курс вИмператорском московском техническом училище, если, конечно, православный повере и русский по крови, может хоть в Англию, хоть в Североамериканские Штатысъездить. Большое дело. А здесь, в гинекологической, по понедельникам ивторникам для бедных бесплатный прием. Разве не замечательно?

Сегодня, правда, среда.

Анисий прочел извещение в приемном покое:«Консультация у профессора – десять рублей. Прием у лекаря – пять рублей. Приему женщины-врача г-жи Рогановой – три рубля».

– Дорогонько, – пожаловалсяТюльпанов служителю. – У меня сестра убогая. Подешевле убогую не примут?

Служитель ответил сначала сурово:

– Не положено. В понедельник или вовторник приходите.

Но потом взглянул на Соньку, стоявшую сразинутым ртом, и раздобрился:

– А то в родовспомогательное сходите, кЛизавете Андреевне. Она все равно как врач, хоть по званию только повивальнаябабка. Дешевле берет, а может и совсем задаром, если пожалеет.

Вот и отлично. Несвицкая на месте.

Вышли из приемного, свернули в садик. Когдаподходили к желтому двухэтажному зданию родовспомогательного отделения,случилось происшествие.

Хлопнула оконная рама на втором этаже, звонкопосыпались стекла. Анисий увидел, как на подоконник вылезает молодая женщина водной ночной рубашке, длинные черные волосы разметались по плечам.

– Уйдите, мучители! – истошнозавопила женщина. – Ненавижу вас! Смерти моей хотите!

Глянула вниз – а этажи высокие, до землидалеко – спиной к каменной стене прижалась и давай меленько переступать попарапету подальше от окна. Сонька так и застыла, губы развесила – никогдатакого чуда не видала.

Из окна высунулись сразу несколько голов,принялись черноволосую уговаривать, чтоб не дурила, чтоб вернулась.

Только видно было, что не в себе женщина.Шатает ее, а парапет узкий. Сейчас упадет или сама бросится. Снег внизу стаял,голая земля, вся в камнях, железки какие-то торчат. Тут верная смерть илитяжкое увечье.

Тюльпанов глянул налево, направо. Народглазеет, но физиономии у всех растерянные. Что же делать-то?

– Тащи брезент или хоть одеяло! –крикнул он санитару, вышедшему покурить, да так и замершему с цигаркой в зубах.Тот сорвался, побежал, только вряд ли поспеет.

Растолкав высунувшихся из окна, на подоконникрешительно вылезла высокая женщина. Белый халат, стальное пенсне, волосы назатылке стянуты в тугой узел.

– Ермолаева, не валяй дурака! –крикнула она начальственным голосом. – У тебя сын плачет, молока просит!

И тоже, отчаянная, двинулась по парапету.

– Это не мой сын! – взвизгнулачерноволосая. – Это подкидыш! Не подходи, боюсь тебя!

Та, в белом халате, сделала еще шаг, протянуларуку, но Ермолаева вывернулась и с воем прыгнула.

Зрители ахнули – в самый последний миг врачихауспела схватить полоумную пониже ворота. Рубашка затрещала, но выдержала. Увисевшей непристойно заголились ноги, и Анисий часто заморгал, но тут же иустыдился – не до того теперь. Докторша уцепилась одной рукой за водосток,другой держала Ермолаеву. Сейчас или выпустит, или вместе с ней сверзнется!

Рванул Тюльпанов с плеч шинель, махнул двоим,что стояли рядом. Растянули шинель пошире – и под висящую.

– Больше не смогу! Пальцыразжимаются! – крикнула железная докторша, и в тот же миг черноволосая упала.

От удара повалились в кучу-малу. Тюльпановвскочил, встряхнул надсаженными запястьями. Женщина лежала зажмурившись, новроде живая, и крови не видно. Один из анисиевых помощников, по виду приказчик,сидел на земле и подвывал, держась за плечо. Шинель было жалко – осталась безобоих рукавов и воротник треснул. Новая шинель, только осенью пошитая, сорокпять целковых.

Докторша уже здесь – и как только успела.Присела над лежащей без сознания, пощупала пульс, помяла руки-ноги:

– Жива и целехонька.

Анисию бросила:

– Молодец, что сообразили шинельнатянуть.

– Что это с ней? – спросил он,потряхивая кистями.

– Родильная горячка. Временное помрачениерассудка. Редко, но бывает. У тебя что? – Это она уже приказчику. –Вывих? Дай-ка.

Взялась крепкими руками, коротко дернула –приказчик только ойкнул.

Запыхавшаяся санитарка спросила:

– Лизавета Андреевна, а с Ермолаевой что?

– В изолятор. Под три одеяла, вколотьморфию. Пусть поспит. И смотри, глаз с нее не спускать.

Повернулась идти.

– Я, собственно, к вам, госпожаНесвицкая, – сказал Анисий, подумав: правильно шеф не стал женщин сподозрения снимать. Этакая лошадь не то что скальпелем прирезать, голыми рукамизадушит, и очень запросто.

– Вы кто? По какому делу? – глянулана него подозреваемая.

Взгляд из-под пенсне жесткий, совсем неженский.