Читать книгу "Мелкий снег - Дзюнъитиро Танидзаки"

— Это очень любезно с твоей стороны. Но ведь я занимаюсь с ней не только языком. Даже говоря по-японски, она обучает меня всяким полезным вещам — секретам французской кухни, приготовлению пирожных, вязанию. Помнишь, как понравилось тебе на днях блюдо из каракатиц? Ты сказал, чтобы я непременно взяла у неё ещё какие-нибудь рецепты.

Шутливая перепалка между супругами всех позабавила. Г-жа Мураками, однако, всерьёз заинтересовалась каракатицами, и Сатико пришлось посвятить её в тайну приготовления этого французского блюда: каракатиц следует потушить с помидорами, а затем добавить для вкуса немного чеснока.

11

Сатико отметила про себя, что Сэгоси — ценитель вина: всякий раз, как ему наливали, он охотно опустошал свой бокал. Мураками, напротив, ничего не пил, а Игараси, уже красный до кончиков ушей, отмахивался от официанта, когда тот подносил бутылку к его бокалу: «Нет, нет, с меня довольно». Лишь Сэгоси и Тэйноскэ оказались под стать друг другу: ни в лицах их, ни в манере держаться нельзя было уловить ни малейшего признака опьянения.

Впрочем, Сатико уже слышала от Итани, что Сэгоси хоть и не имеет привычки выпивать каждый вечер, но отнюдь не противник спиртного и при случае может выпить достаточно много. Сатико была далека от того, чтобы осуждать его за это.

Сатико с сёстрами нередко случалось в последние годы жизни отца прислуживать за столом и даже составлять ему компанию, когда он за ужином пил вино, поэтому всё они, начиная с Цуруко, не отказывались при необходимости осушить чарку-другую. Тацуо и Тэйноскэ тоже были не прочь выпить за едой, и оттого всё они не видели особого достоинства в полном отказе от спиртного. Никто из них, разумеется, не одобрял запойного пьянства, но всё же, коль скоро речь шла о муже для Юкико, им хотелось, чтобы он умел ценить хорошие вина.

Сама Юкико такого пожелания никогда не высказывала, но Сатико казалось, что тут они придерживаются одного мнения. Юкико не из тех, кто станет изливать душу перед кем бы то ни было, и, если её будущий муж окажется убеждённым трезвенником, она окончательно замкнётся в себе. А жизнь с унылой, подавленной Юкико вряд ли покажется мужу приятной. Одним словом, стоило Сатико хоть на минуту вообразить, что её сестра выйдет замуж за абсолютного трезвенника, как её охватывала тоска и жалость.

— Выпей немного, — шепнула Сатико сестре, показывая глазами на стоящий перед нею бокал с белым вином. Ей хотелось вывесит сестру из молчаливой задумчивости. Как бы поощряя Юкико, она несколько раз пригубила из своего бокала.

— Налейте ей ещё вина, пожалуйста, — негромко сказала Сатико официанту.

Юкико тоже отметила, что Сэгоси держится молодцом, хотя выпил немало. Желая выглядеть более оживлённой, она незаметно сделала несколько глотков, из своего бокала, но вино не вызывало ощущения приятной лёгкости, от него лишь кружилась голова, а ногам было по-прежнему холодно и неуютно в промокших под дождём таби.

Сэгоси сделал вид, будто не заметил, как Юкико отпила из своего бокала.

— Юкико-сан, вы любите белое вино? — спросил он. Юкико молча улыбнулась и потупилась.

— Да, одну или две рюмочки… — отозвалась за неё Сатико. — Кстати, Сэгоси-сан, я вижу, вы совершенно не пьянеете. Сколько же вы можете выпить?

— Гм, наверное, мерок семь или восемь.

— Скажите-ка, а не обнаруживаются ли у вас при этом какие-нибудь скрытые таланты? — спросил Игараси.

— Боюсь, никакими талантами я не наделён. Просто становлюсь более разговорчивым, чем обычно.

— А госпожа Юкико?

— Госпожа Юкико играет на пианино, — ответила Итани. — В семье Макиока всё любят западную музыку.

— Не только западную, — уточнила Сатико. — В детстве нас обучали игре на кото,[21]и в последнее время я всё чаще подумываю, не взяться ли мне опять за этот инструмент. Недавно наша младшая сестра начала брать уроки танцев в стиле «Ямамура»,[22]и мне довольно часто приходится слышать игру на кото.

— Вот как, Кой-сан обучается японским танцам?

— Да, при всей её кажущейся приверженности ко всему европейскому в ней начинают просыпаться склонности, обнаружившиеся ещё в детские годы. К тому же она вообще от природы способная. За что ни возьмётся — всё у неё получается. Впрочем, по-видимому, сказываются давние навыки.

— Я не разбираюсь в тонкостях этого дела, — заметил Игараси, — но танцы в стиле «Ямамура», по-моему, действительно прекрасны. Не годится слепо подражать всему, что модно в Токио. Мы должны заботиться о развитии нашего, осакского, искусства.

— Кстати, кстати, — подхватил Мураками, — господин директор… простите… Игараси-сан прекрасно поёт в стиле «Утадзава».[23]Он долгие годы занимался этим искусством.

— Да, но тут есть одна загвоздка, — включился в разговор Тэйноскэ, — состоит она в том — разумеется, я не имею в виду таких мастеров, как господин Игараси, — что поначалу испытываешь неодолимое желание, чтобы кто-нибудь тебя послушал, и ноги сами несут тебя к гейшам, не так ли?

— Да, да, вы совершенно правы. Вся японская музыка, так сказать, не для домашнего потребления… Конечно, я — дело другое. Я приобщился к пению отнюдь не из честолюбивого желания покорять женские сердца. В отношении женщин я твёрд, как сталь. Правда, Мураками-кун?

— Конечно. Не случайно же вы директор железорудной компании.

Игараси засмеялся.

— Да, кстати, у меня есть один вопрос к дамам. Вы всё носите в сумочках пудреницы… Что в них? Обычная пудра?

— Да, обычная пудра, — ответила Итани. — А почему вы спрашиваете?

— Дело вот в чем. Примерно неделю назад еду я в поезде. Напротив меня сидит нарядно одетая дама. Она достаёт из сумочки пудреницу и пудрит нос — шлёп-шлёп. И сразу же я начинаю безудержно чихать. Неужели от пудры?