Читать книгу "Ледяное озеро - Элизабет Эдмондсон"

Утрата нагнулась, чтобы снять туфли и чулки, потом протянула к огню замерзшие ноги.

— Проблема в том, что приходится практически их поджарить, прежде чем они хоть немного согреются, особенно после машины Эдвина.

Она растирала их несколько секунд, а затем зашлепала босиком к необъятных размеров платяному шкафу красного дерева. Рывком распахнула дверцы и остановилась, уставившись на висящую внутри одежду: каждый предмет был покрыт накидкой из тонкой папиросной бумаги и благоухал лавандой, запах которой исходил из маленьких мешочков, привязанных к плечикам.

— Липп? — поинтересовалась Аликс. Не иначе как она, больше некому: лаванда и Липп были неразделимы в «Уинкрэге».

— Липп, — подтвердила Утрата, стаскивая с вешалки темно-синее платье и кладя его на кровать — массивное сооружение с пологом, на четырех столбиках и высоким, как гора, матрасом.

Она сняла жакет, блузку, нижнюю рубашку, корсаж и стащила с себя твидовую юбку, а вслед за ней — и нижнюю. Пошарила в верхнем ящике комода и нашла бюстгальтер.

— Какой красивый, — заметила Аликс.

Казалось неправдоподобным, что во владении Утраты имеется такой предмет туалета; Аликс отлично представляла, сколь малым количеством красивых вещей могла похвастаться ее сестра.

— Это подарок от тети Доротеи, бабушка о нем не знает, хотя, думаю, теперь ей уже все известно, коль скоро Липп рылась в моих ящиках. Мне придется его прятать.

— Ты ведь не можешь взять его с собой в школу?

— Боже, конечно, нет! Лифчики в школе запрещены по причинам их фривольности и аморальности.

Она порылась и нашла пару чулок — не шелковых, как отметила Аликс, но по крайней мере не такого тоскливого цвета, как ее коричневые школьные. Длинная нижняя юбка завершила комплект белья, и Утрата натянула платье.

Аликс встала, чтобы застегнуть крючки на спине, тем временем как Утрата с сомнением смотрела на себя в зеркало, расположенное на внутренней стороне дверцы шкафа.

— Ладно! — вздохнула она, прежде чем засунуть себя в бесформенное вечернее болеро — угольного цвета короткую накидку с металлическими прожилками.

Они были у двери как раз в тот момент, когда прозвучал гонг и донесся голос Роукби, созывающий к обеду.

Столовая в «Уинкрэге» представляла собой длинный высокий зал, освещаемый лишь пламенем свечей. По мнению леди Ричардсон, обед при вульгарном электрическом освещении был признаком плебейства. В зале имелось два камина, в каждом потрескивал огонь. Аликс знала эти старинные камины: если сидишь близко, то поджариваешься и лицо пылает; если сесть подальше — замерзаешь и руки покрываются мурашками. Дедушка приветливо махнул ей, приглашая занять место рядом с ним. Уже одно только его искреннее радушие, адресованное внучке, оправдывало ее приезд, думала Аликс, в свою очередь, ласково улыбаясь тете Труди. Да, дедушка так обрадовался, когда ее увидел. Чего нельзя сказать о его жене.

Еще раньше, в поезде, идущем на север, Аликс размышляла о своей бабушке. Когда два ее соседа-пассажира сошли, пожелав ей счастливого Рождества, она осталась одна в купе первого класса экспресса «Озерный край», спрашивая себя, проявит ли леди Ричардсон какие-либо признаки удовольствия, увидев ее после долгой разлуки.

Нет, ей не приходится ожидать радушного приема, уж, во всяком случае, не от бабушки. Аликс подняла занавеску и стала смотреть на темнеющий за окном зимний пейзаж. Одетые снегом холмы искрились в свете звезд. Раздался резкий свисток локомотива, входившего в поворот, его скорбный, воющий звук разнесся над снежным безмолвием. Состав на большой скорости промчался мимо деревни, на миг показался шпиль церкви на площади, а потом поезд нырнул в темноту уходящей вдаль железнодорожной ветки, окаймленной скальными породами.

Оконное стекло затуманилось от дыма. Аликс потянула штору вниз, откинулась на спинку широкого, обитого дорогой материей сиденья и протянула руку, чтобы включить лампочку над пустым местом рядом с собой. Половина шестого; еще почти два часа дороги. Она закрыла глаза, слушая умиротворяющий перестук колес: тата-та-тата, тата-та-тата. Лежавшая на коленях книга соскользнула на пол, и Аликс погрузилась в странное, мечтательное состояние — полусон-полубодрствование, — а ум наполнили образы гор и снежных долин.

Ее заставили очнуться открывшаяся дверь купе и бодрый голос проводника, который со знакомым северным акцентом возвестил, что она дома.

— Подъезжаем, мисс Ричардсон. Через несколько минут, — прибавил проводник, когда она вскочила. — Нет нужды торопиться.

Но конечно, нужда торопиться очень даже была. Апикс не хотела пропустить ни кусочка — нет, ни крупицы! — раскинувшегося за окном снежно-ледяного мира. Она собрала свои вещи, подняла с пола книгу, задержалась перед зеркалом, чтобы поправить выбившиеся из-под шляпки волосы. Когда поезд подъезжал к изгибу платформы, Аликс стояла в коридоре и тянула за толстую кожаную стропу, чтобы опустить окно. Из темноты на нее пахнуло морозным воздухом — арктическим холодом, но таким свежим и чистым, что захотелось пить его большими глотками, освободить легкие от дыма, а мозги — от всех невзгод Лондона. Угрюмость и кислый дымный дух Юстонского вокзала остались где-то в ином измерении и никак не могли принадлежать тому же самому миру.

Сквозь пелену дыма Аликс разглядела коренастую кривоногую фигуру, продвигающуюся вдоль неярко освещенной платформы, мимо немногочисленной кучки встречающих. Эккерсли, в гетрах и слегка сдвинутой набекрень шоферской фуражке, с обветренным лицом, которое при виде Аликс растянулось в улыбке.

— Эккерсли, как же давно мы не виделись!

— Слишком давно, мисс Аликс, и до чего мы рады, что вы опять дома. Это весь ваш багаж, что у носильщика? Машина ждет вас. Давайте мне чемодан.

Ах, если бы бабушкины приветствия звучали столь же гостеприимно! Вскоре по прибытии, послушная долгу, внучка поднялась в комнату леди Ричардсон, где была встречена с безупречной ледяной учтивостью. И хотя ничего такого не было сказано, Аликс без слов поняла, что бабушка не одобряет ее новый элегантный вид и те слухи, что ходят в Лондоне о ее жизни.

Настал черед Утраты поздороваться с бабушкой, и Аликс не могла не заметить напряженной скованности ее юного тела, когда она, неуклюже ступая тяжелыми башмаками, подошла к бабушкиному концу стола.

— Добрый вечер, — произнесла она, наклоняя голову и получая в ответ холодный бабушкин поцелуй.

— Ты сильно задержалась по пути из Йоркшира, Утрата. Я беспокоилась.

— Ну начинается, — пробормотал под нос Эдвин, проскользнув на свое место и бросая на тетю Труди взгляд заговорщика. Потом повернулся к Аликс и радостно улыбнулся.

Как приятно снова его видеть: темные волосы, как обычно, падающие на лоб, длинные пальцы, крошащие круглую булочку, серые глаза — точную копию ее собственных, — светящиеся сейчас оттого, что видят ее.

Внимание бабушки переключилось с Утраты на внука, и всем стало ясно, что хотя голос звучал спокойно, на самом деле она очень недовольна.