Читать книгу "Всех прекрасней. История Королевы - Серена Валентино"

— Кто ты? — выдохнула Королева.

— Ты не узнаешь меня? Разве прошло так много времени? Неужели эти годы, что разделили нас, заставили тебя меня забыть… чаровница?

В тот же миг лицо Королевы стало белым как мел.

Она узнала этого человека в зеркале и, разом лишившись сил, упала.

Но перед тем как погрузиться во тьму, она услышала два последних слова, произнесенных лицом в зеркале:

— Дочь моя…

ГЛАВА IX

Зеркальщик

Заслышав шум, Король вбежал в покои. Королева была в сознании, но не вставала с холодного каменного пола и была будто не в себе, крепко сжимая в дрожащих руках сорванную с зеркала штору.

Она посмотрела наверх, но мужчины в зеркале уже не было.

Король подбежал к ней, но она в ужасе отпрянула.

— Что случилось? Скажи мне!

— Я… прости… любимый, я… не хотела пугать тебя, — Королеве едва удавалось совладать с дыханием. — Я просто… должно быть, я потеряла сознание.

В голове все плыло. Она не могла найти в себе силы объяснить, что только что произошло, и все, что ей удалось выговорить, было:

— Зеркало…

Король взглянул на каминную полку.

— Зеркало твоего отца. Ну конечно! Вот почему оно так тебе не нравилось. Знай я раньше то, что ты мне недавно рассказала, я бы никогда не принес его в наш дом.

Королеве стоило больших трудов совладать с голосом.

— Разбей его, прошу, — едва слышно прошептала она.

Не колеблясь ни секунды, Король сорвал зеркало со стены и ударил им по каминной полке. Осколки стекла разлетелись по полу и засверкали подобно звездной пыли в лунном свете.

Королева с облегчением вздохнула, хотя и не была окончательно уверена, что на этом весь этот кошмар закончится. Собравшись с силами, она заговорила:

— Перед нашей с тобой встречей, любимый, я боялась заходить в мастерскую отца. Ведь там повсюду меня встречали отражения и отражения отражений моего уродства, а мне меньше всего хотелось получить о нем лишнее напоминание. В моем детстве не было ни дня, чтобы отец не сказал мне, как я некрасива и уродлива, и именно такой я себя и видела.

Моя мама была красавицей; я знала это благодаря портрету, что стоял в старой лачужке моего отца. Тот портрет был единственным источником красоты в моей тогдашней жизни, и я часами смотрела на него, спрашивая себя, почему же я не столь прекрасна, сколь была она. Я не понимала упрямого желания моего отца жить в той развалюхе, когда он мог позволить себе переехать куда бы ни пожелал. Сколько бы я ни убиралась, мне никак не удавалось избавить дом от запахов затхлости и плесени. Я не могла представить, чтобы моя мама, моя красавица мама, жила в этом доме, и тогда я вообразила, что дом, видимо, тоже оплакивал ее смерть. В своих мечтах я представляла, что при ее жизни это был милый домик, утопающий в цветах, на подоконники которого прилетали поклевать зерна птицы. Но после ее смерти все впало в уныние и запустение, все, кроме личных вещей матери, которые отец убрал в сундуки подальше с глаз. Иногда я открывала их и наряжалась в ее старые платья и украшения. Чудесные наряды с тонкой вышивкой бисером и драгоценности, сверкающие подобно звездам. Моя мама любила красивые и утонченные вещи, и я гадала: будь она жива, смогла бы она полюбить и меня со всем моим уродством?

Рассказы о любви моего отца к моей маме были широко известны. Сказания о Зеркальщике и его прекрасной жене обошли все королевства, словно древние предания, сплетенные из любви и печали. Мой отец создавал великолепные зеркала всех форм и размеров, настоящие чудеса из стекла, вдохновляющие великих королей и королев отправляться в далекое путешествие только для того, чтобы купить один из его роскошных и восхитительных шедевров.

Моя мама очень любила зимнее солнцестояние, и в этот день отец устраивал целое представление. Он делал множество крошечных зеркал в виде солнца, луны и звезд и развешивал их на деревьях вокруг дома. Затем зажигал свечи, их свет отражался в зеркалах, множился, из-за чего дом был виден на мили вокруг — словно крошечный волшебный город, залитый светом островок в море зимней темноты. Говорят, несмотря на все то великолепие, что он устраивал каждый год, отец утверждал, будто оно и в сравнение не идет с красотой его жены: с ее волосами цвета воронова крыла, бледной кожей и блестящими глазами цвета оникса, их уголки были немного приподняты, из-за чего они напоминали кошачьи. Как я мечтала, чтобы кто-нибудь полюбил меня так же сильно, как мой отец любил маму, — ведь будучи вдохновленным ее красотой, он создавал настоящие сокровища, в которых она видела свое отражение. Я была уверена, что мне никогда не познать такой любви и никогда не понять, каково это — обладать такой красотой. А затем я встретила тебя.

Когда ты уехал, пообещав вернуться, оставив меня в одиночестве и совершенно сбитой с толку, мой отец сказал нечто такое, отчего мое сердце зашлось в панике. «Смотрю, дочь, ты его просто околдовала. Но скоро он поймет, какая мерзкая уродина ты на самом деле», — вот что он сказал мне. Я попыталась оправдаться перед ним, что никакая я не колдунья и не владею магией, но он настаивал: «Даже не думай, что такой мужчина, как он, выберет себе в жены такую, как ты. Ты слишком стара, дочь моя, и безобразна; в тебе нет ничего примечательного».

Моя мама умерла в родах, и, уверена, отец винил меня в ее смерти, а мое с ней сходство лишь усиливало боль потери. Отец никогда не рассказывал о ночи, когда умерла мама, но до меня доносились обрывки той истории, которые соединились в моем воображении, подобно отражениям в одном из его разбитых зеркал.

Я представляла, как моя мама корчится в агонии. Мысленным взором видела, как она сжимает свой раздутый живот в приступе мучительных схваток и кричит мужу, моля о помощи, пока повитуха суетится вокруг нее. Но отец ничего не может сделать, его лицо мертвенно-бледно и искривлено от ужаса, и вот моя мама, родив, продолжает лежать, но уже мертвая, и его глаза вспыхивают отвращением при виде маленького создания, вычеркнувшего из его жизни самое дорогое, что в ней было. Должно быть, отец ненавидел меня с того самого дня. Никогда в его взгляде я не видела ничего, кроме отвращения.

Как-то раз — мне было лет пять или шесть — я стояла в нашем дворике, помню, как солнечные лучи пронизывали листву. В руках у меня был букет полевых цветов, и тут отец подошел ко мне. «Зачем они тебе, девчонка?» — спросил он, его лицо исказила гримаса едва сдерживаемого гнева. Я сказала, что хочу отнести цветы маме, после чего он уставился на меня пустым взглядом. «Ты же ее даже не знала! Почему ты решила, что она захочет получить от тебя цветы?» Помню, мне было так грустно, так больно, что я закричала: «Она ведь моя мама, и я люблю ее!»

А он лишь посмотрел на меня тем особенным взглядом, который я уже очень хорошо знала, взглядом, предупреждающим: еще одно слово с моей стороны — и он меня ударит. Хотя иногда он бил меня, даже если я умолкала. В тот день я просто стояла, хватаясь за букет, и смотрела на него, мои губы дрожали, глаза щипало от навернувшихся слез, но внутри бушевало столько разных эмоций, что просто взять и заплакать не получалось. Он вырвал цветы из моих крошечных ладошек, затем повернулся ко мне спиной и ушел куда-то. Я надеялась, что он отнесет букет на могилу мамы, хотя и понимала: он никогда бы так не поступил.