Читать книгу "Сибирская жуть-6. Дьявольское кольцо - Андрей Буровский"

Эрна Адольфовна сидела в дальней лаборатории — комнатке площадью метров пятнадцать. Вдоль всех стен здесь проходили стеллажи, а на них лежали черепа, кости, бронзовые изделия, стояли керамические сосуды. В лабораторию вел длинный коридор, очень узкий, потому что стены были тоже заставлены ящиками с еще не разобранным материалом, и между ними оставалось сантиметров 60, не больше.

Лаборатория не всем понравилась бы: потому что люди в разной степени любят комфорт, и потому, что не всем в одинаковой степени нравятся древние сосуды, пожелтевшие человеческие кости и черепа.

Но, вообще-то, в лаборатории был запас чая и еды, чайник, тарелки и стаканы. В лаборатории можно было с комфортом работать, пить чай и даже обедать, никуда не выходя, — если, конечно, устраивает спертый воздух и компания древних скелетов.

Лабораторию и коридор освещали две лампочки без абажуров, на длинном шнуре. Лампочки еле светили вполнакала. И поэтому лаборатория больше, чем хотелось бы Эрне, напоминала сортир на каком-то полустанке — причем третьестепенном и даже, может быть, полузабытом.

Эрна Адольфовна составляла опись нового, самого важного экспоната — женщины с золотым кинжалом. Взятый монолитом ящик стоял посреди лаборатории, а Эрна Адольфовна сидела рядом на табурете и мирно составляла опись находок, прихлебывая свежий чай.

Именно в этот, чисто рабочий момент, непосредственно перед ней вдруг начало концентрироваться нечто… Прямо в воздухе возникло сперва неясное очертание скуластого, монголоидного лица, потом это очертание стало более определенным, и на Эрну Адольфовну глянули с лица живые, осмысленные глаза. Снизу колыхалось и еще что-то коричневое, больше всего похожее на мех.

Сквозь лицо прекрасно были видны экспонаты — окуневская стела, фрагмент писаницы, и Эрна Адольфовна невольно задала себе вопрос — а не пила ли она чего-то неподходящего? Вопрос был праздный, потому что Эрна Адольфовна была замужем за запойным красноярским художником Капелюшкой. И, разумеется, напитки она пила, причем сугубо регулярно. Разница была только в том, как давно она пила что-то неподходящее и какое именно количество.

И еще Эрна Адольфовна усомнилась в здравии своего рассудка, решив, что слишком много времени посвятила высоконаучным занятиям. Но физиономия почти кончила колыхаться в воздухе, оглядела Эрну с головы до ног и критически хмыкнула.

— Ни рожи, ни кожи… — задумчиво сказала физиономия, — ну, и чего ты здесь торчишь? Все равно же ничего не понимаешь… Ты лучше скажи, где тут вождь…

— Буду я с галлюцинацией трепаться, — гордо ответила Эрна. — А вождь — вот он… — и Эрна ткнула пальцем в огромный, поясной портрет Иосифа Виссарионовича.

— Это не тот. Мне нужно — из рода Орла…

— Род Орла? — на Эрну вдруг напала жгучая ирония. — А из рода Воробья тебе не надо?

— Не надо. Мне нужно — Орла. Где тут у вас род Орла?

Эрна Адольфовна почти совсем уверилась, что все это видится ей только от дешевого портвейна, и приняла решение оторвать своему Володьке голову, чтобы не таскал домой портвейн. А пока, само собой, нечего было беседовать с собственной галлюцинацией. Эрна Адольфовна даже надавила пальцем на глаз, чтобы проверить — галлюцинация перед ней или не галлюцинация. Тетка в коричневом расплылась, но Эрна не помнила, что это означает. Эрна считала, что это и не очень важно, — все равно ведь понятно, что это галлюцинация… Кандидат исторических наук, археолог музея гордо повернулась, чтобы дальше выполнять профессиональный долг.

…Но тут же Эрна обнаружила, что работать-то ей больше не над чем, потому что нет перед ней уже никакого экспоната. Кости погребения не лежали больше, крепко схваченные клейстером. Пластмассовый ящик был пуст. Только ямки от костей виднелись на плотной земле. Длинные — там, где лежали берцовые кости ног, локтевые и лучевые — рук. Глубокая округлая ямка на месте черепа.

Трудно сказать, в самом ли деле зашевелились волосы на голове у Эрны Адольфовны или это только фигура речи. Но, во всяким случае, все чувства Эрны оказались совершенно сметены, и до нее прочно дошло — внезапно и грозно — что это никакая не галлюцинация беседует с нею. В полном обалдении Эрна перевела взгляд на то, что продолжало возвышаться в еле освещенном проходе, между ящиками с экспонатами. Силуэт женщины с высокой прической, в длинном коричневом платье. Как ни безобразно, вполнакала, светила лампочка под потолком, как ни были смятенны все ее чувства, Эрна все же заметила более плотную конструкцию как бы внутри полупрозрачного силуэта. А особенно хорошо почему-то видны были кости ног. Эти кости вполне вертикально стояли, и именно вокруг них концентрировалось, облекалось плотью это невнятное, неопределенное.

Привидение шагнуло к Эрне, снова спрашивая что-то. Эрна не слышала. Она следила, как сделала шаг в ее сторону, клацнула по полу костяная нога остова. Желтоватые древние кости, облеченные в плотный, но полупрозрачный студень плоти; вокруг полупрозрачных ног облачком летала просвечивающая, но явственно коричневая ткань платья. Шаг… Еще шаг… Вот тут-то все и поплыло, и завертелось вокруг Эрны, дыхание у бедной женщины перехватило, и археолог музея, кандидат исторических наук Эрна Адольфовна Собачкина рухнула головой на собственный письменный стол.

А в рабочем кабинете большого хакасского ученого, Виктора Бутаманова, тоже начало концентрироваться нечто… долго не могущее удержать определенной формы. И только постепенно, с усилиями, «нечто» становилось молодой красивой женщиной, одетой в странное коричневое платье.

Но Виктор Бутаманов ничего этого не замечал, потому что был он страшно занят. Он как раз писал статью в новый прогрессивный журнал «Шаманское возрождение», и статья называлась: «Почему все хакасы, переставшие жить хакасской жизнью, обречены умирать в страшных мучениях, разорванные злыми духами».

Красочно, с большой художественной силой объяснял Бутаманов, что всякий хакас обязательно связан со своей родовой землей. Можно даже сказать, что эта земля его породила, и что добрые духи земли хакаса оберегают. Но если хакас не живет хакасской жизнью, не приносит духам жертв, не камлает в священных местах, а главное — не вступает в партию «Тун» и не читает журнал «Шаманское возрождение», добрым духам только и остается, как лить слезы, а помочь они уже ни в чем не способны. И бедный хакас, оставшись без помощи родовой земли, шаманов и функционеров партии «Тун», остается один на один уже с другими духами, со злыми…

Дальше Виктор Бутаманов заполнил больше сотни страниц подробным, смачным описанием того, что именно проделывают с отступниками злые духи. Два-три истинных и, надо сказать, неприятных и жутких факта — например, мучительной смерти от рака или гибели детей под асфальтовым катком — были им немедленно истолкованы вполне определенным образом. Дальше начиналась область чистейшей фантазии, и Бутаманов дал ей волю.

Истории богохульников и духохульников (с незнакомыми, но очень звучными фамилиями), не оказывавших должного уважения богам-покровителям своих семей и родов, духам-хозяевам гор, рек и озер, которым принадлежит плодородие почвы, звери, птицы и рыбы — ээлерам, или духам предков — тесам, не приносивших должных жертв хозяину горы Каратаг и его 9 сыновьям и 7 дочерям, писались прямо-таки вдохновенно, с таким упоением, что в большом хакасском ученом нетрудно было заподозрить садиста.