Читать книгу "Хранитель ключа - Андрей Марченко"

— Теперь вы понимаете, что я имел в виду, когда говорил о вероятном направлении прорыва? — скупо улыбнулся комбат.

Чугункин еще раз кивнул. Отчего-то он ожидал, что Аристархов будет произносить обличительные речи, затем пристрелит его…

Вместо этого, Евгений подал руку Климу:

— Ну вставайте же… Осень, земля, поди, холодная. Простудитесь еще.

Проскочила мысль: простуда приговоренных к смерти мало кого заботит. Значит, пока казнь отменяется.

— Где-то вы были правы. — рассуждал Аристархов. — Здесь не помогли бы три пулемета, ни дюжина. Я сам палил из пистолета. С таких расстояний обычно не промахиваются, но я никого даже не ранил.

Клим наконец поднялся. Черная кожанка была украшена рыжими пятнами глины. Чугункин попытался их оттереть, но только больше размазал.

— Нас прервали атакой… Но я что хотел сказать: пулемет «Максим» это не русское изобретение. Что ли американцы его придумали… У нас его доработали толково, но идея все же не наша.

Чугункин опять кивнул.

Кто-то оставался в поле, но часть батальона, во главе с комбатом и комиссаром все же входила в деревню.

-//-

Крестьяне проявили чудеса расторопности, и над зданием, где полчаса назад квартировала банда, реял красный флаг.

Но местные сочли за лучшее попрятаться по домам. В подобном положении все хаты вдруг оказывались с краю.

И все же центральная площадь не была полностью пустой. На ней стояла сгорбленная фигура. Еще держалась на ногах, но шаталась словно пьяная. В одной руке была сабля, во второй руке обрез.

— Пьяный что ли? Проспал прорыв? — спросил Аристархов. И крикнул уже стоящему на площади. — Эй, бросай оружие!

Вместо этого стоящий поднял обрез и пальнул в строну Аристархова. Выстрелил не целясь и явно выше голов.

Несмотря на численное превосходство противника, инсургент не собирался сдаваться.

Комбат дал знак: остановиться.

— Не стрелять! — крикнул он.

Но сам тут же отобрал у одного солдата винтовку, оттянул затвор, осмотрел магазин, ствол. Дослал патрон, приложил винтовку к плечу, прицелился любовно и нежно. Словно на стрельбищах на выдохе, нажал на спусковой крючок.

За мгновение пуля пролетела через площадь, ударила в грудь врагу. Тот вздрогнул, но устоял.

Аристархов передернул затвор, звякнула гильза. Опять прицелился, выстрелил. Фигура в прицеле опять вздрогнула, но не упала.

— Что за черт!

— Это, наверное, вредительство, — зашептал Чугункин. — с завода нам прислали неисправные пули. Я извещу кого надо! Виновные будут наказаны!

Аристархов покачал головой.

В это же время противник стрельнул еще раз, его пуля ушла в белый свет, как в копеечку, никого не задев.

Теперь Аристархов целился долго. Невыносимо долго, кому-то показалось даже, что комбат и не думает стрелять, смотрит на мир через прорезь прицела. И прозвучавший выстрел оказался для многих неожиданностью.

Стоящий на площади мотнул головой и стал медленно оседать. Сначала упал на колени, затем рухнул лицом в пыль.

Аристархов перебежал небольшую деревенскую площадь, выбил ногой из рук упавшего обрез, саблю. Осмотрелся по сторонам — не появиться ли еще кто. Тихо…

Стали подходить солдаты. К стоящему посреди площади Евгению приблизился Клим.

— Ну что, он мертв? — спросил комиссар.

Человек на земле выглядел мертвее мертвого — последний выстрел Аристархова снес инсургенту пол-лица.

Но такой уж был день — во все что угодно поверишь.

Аристархов нагнулся, коснулся рукой распростертого тела. Руку держал долго.

— Мертв. Мертвее не придумаешь. Думаю, уже два дня. Он совершенно холодный…

— Не понял?.. — спросил подошедший Чугункин.

— А что тут понимать. Эти две раны, — Аристархов штыком коснулся тела. — вчерашние. Кровь запеклась… А это…

Затем штык коснулся двух других отверстий, маленьких, почти незаметных на грязной и дырявой рубахе.

— Это мои пули. Я стрелял уже по трупу.

— Невероятно!

— Дурацкий день. — согласился Аристархов. — Ну отчего у меня такое впечатление, что я не проснулся.

Как бы победители

Батальон входил в деревню.

Солдаты выглядели довольно неважно: неделю они гонялись за этим бандитским эскадроном, ночевали в поле, на голой земле, не жгли костров… Почти загнали зверя… А догнать пешему конных — дорого стоит…

Но за четверть часа труд, страдания недели идут прахом, противник уходит. Да уходит без потерь, зато тебе приходиться тащить раненых да убитых.

Аристархов смотрел на свое войско, стоя на крыльце избы, в которой еще пару часов назад квартировали Костылев и его подручные.

На солдат нельзя было смотреть без содрогания. Солдаты ободранные, одетые в тряпье, вероятно, содранное где-то с пугал. Иногда бинты намотанные прямо поверх шинелей. Обувь — ботинки с обмотками, латанные сапоги, порой даже лапти. Солдаты напоминали не регулярную армию, а банду.

Евгений тяжело вздохнул и зашел в избу.

В доме после костылевцев было тепло и накурено. Иных трофеев не имелось. В комнате уже находился Чугункин и пленный. Клим пытался расколоть последнего, но получалось это не весьма. Евгений как раз застал конец реплики пленного:

— …Только давайте условимся. Расстреливать два раза законы не велят.

Аристархов подошел, кивнул и даже улыбнулся:

— Ну, хорошо, положим от пули ты заговорен… А как насчет прочих неприятностей. Я ведь могу попросить у кого-то шашку тебя пощекотать. Или что еще дешевле — найти веревку и подходящее дерево. Извини, мыла не предлагаю… Я бы и рад, но нету…

Пленный поежился. Комбат продолжил:

— В общем, я не знаю, как тебя звать и знать хочу. Выходов у тебя два. Один — на дерево. Второй: ты признаешь, что до сего момента заблуждался, но отныне прозрел и готов бороться за власть Советов. Товарищ Чугункин и я тебе поверим, примем в ряды Рабоче-крестьянской армии. Но ты должен оправдать наше доверие. Рассказать мне, своему командиру, что происходило в той банде, в которую ты попал, разумеется, по недоразумению. И советую тебе поторопиться.

Пленный надулся:

— Куда торопиться? Вашему слову поверить — себя обмануть. Ведь вздерните…

— Еще никто не сказал, будто Евгений Аристархов не сдержал своего слова. — отметил комбат. — А торопиться тебе надо из тех соображений, что скоро обед. И если ты к нему не управишься, я не успею поставить тебя на довольствие, соответственно обеда ты не получишь. Будешь голодать до ужина.