Читать книгу "Оседлать чародея - Сергей Крускоп"

– А что будет дальше? – поинтересовался Виан.

– Увидишь. Могу пока только сказать, что кони никого, кроме тебя, не послушаются.

– Так они же смирные! Вон братья их свели – они бы хоть брыкнули разок!

– Я же сказал – смотри и слушай. И меня слушайся.

Однажды в Холодных Прудках – той самой деревне, где живет создатель несостоявшейся чудо-печи, – останавливался на постой прохожий воин-наемник. Виан, тогда еще маленький, был в числе ребятни, собравшейся послушать наемничьи байки. Помимо прочего, старый воин продвигал бесхитростную мысль, что возглавлять любое скопище людей – род ли, волость или страну – должен лучший из этого скопища. Мудрейший старейшина или искуснейший из военачальников – по ситуации. Виан тогда про себя кивал, полагая, что да, так и должно быть, так – справедливо.

Однако еще на примере деревенских старост он довольно скоро убедился, что до идеального общественного устройства Нижняя Угория слегка недотягивает. Обитатели же Тищебора и окрестностей, более или менее часто сталкивавшиеся с царем-надежей, были в общественном несовершенстве абсолютно уверены. Впрочем, не роптали: во-первых, царь на то и царь, чтобы быть правым, а во-вторых, еще неизвестно, кто придет после – наследников-то у государя не было. Глядишь, такой явится, что нынешний покажется образцом великодушия и справедливости.

Образец справедливости явился на торг самолично, не побрезговал. Был он, как обнаружил Виан, невысок, стар и лыс, обладал недлинной седой бородой клином, цепким взглядом и холеными, но все равно узловатыми руками. Царь кутался в мантию из неизвестного Виану меха – густого, рыжевато-желтого, раскрашенного округлыми черными пятнышками.

Позади самодержца выступали двое молодых жилистых парней из личной государевой охраны. Оба не скрывали ни кольчуг, ни висящих на поясах мечей и кинжалов. В руках же оба охранника сжимали короткие самострелы, очень заинтересовавшие Виана: маленькие, зато многозарядные, стреляющие как короткими стрелами в половину обычной длины, так и свинцовыми шариками. Пружины слабые, зато взводятся легко и быстро – воина в броне из такого самострела и не ранишь скорее всего, а вот какого супостата среди окружающей толпы да с близкого расстояния… Обдумывая это, Виан заметил еще одного царского спутника, может – слугу, а может – советника какого тайного: неброско одетого тощего человека неопределенного возраста, обладателя неопрятной бороды, узкого кривого носа и неприятного взгляда. Тощий посматривал и на толпу, которую городские стражники оттеснили в стороны, и на лошадей с брезгливостью человека, рожденного, чтобы есть с золота, и вдруг обнаружившего, что на обед подали постную похлебку в глиняной миске.

При виде златогривых коней царь остановился и в восхищении всплеснул руками. Взгляд тощего на некоторое время потерял брезгливость. Судя по тому, как старательно оба охранника пытались придать лицам безразличное выражение, красавцы-кони и их не оставили равнодушными.

– Ах, какие лошадки! – вслух восхитился царь, подходя поближе (кони воззрились на него с сомнением). – Как хорошо на них Сурочка смотреться будет! Ну, и чьи же это такие красавчики?

Сил, бледный с лица (одно дело строить планы, как продать чудесных лошадей в царскую конюшню, а совсем другое – эти планы реализовывать), уже готовился что-то сказать. Но Виан, помня наставление горбунка, сделал глубокий вдох-выдох и шагнул вперед.

– Моя эта пара, государь, – произнес он, кланяясь и надеясь, что слова не застрянут комом в онемевшем от страха горле.

– Та-ак, – протянул царь, рассматривая теперь Виана. – Это где ж ты, подлец, таких коней достал? С чьего двора свел?

– Не гневайся, государь, но разве ж поступали от кого из бояр или купцов жалобы, будто у них свели со двора такое чудо? – ответил Виан, поражаясь собственной смелости. Впрочем, все оказалось не так страшно, труднее всего было начать говорить. – Нешто владелец смолчал бы, если бы у него такие лошадки пропали?

– Откуда ж тогда? – прищурился Влас Второй.

– Вот как дело было, государь… – Виан сделал словно бы драматическую паузу, а на самом деле переводил дух и собирался с мыслями. – Забрела раз на наши наделы дикая кобылица из тех, что еще живут в степях да редколесьях. Да кобылица-то оказалась пузатой, так что мы с братьями ее изловить сумели. В моем сарае она отжеребилась, я этих двоих растил-поил-кормил, думал попервости – мало ли что из дичков вырастет. Ан не знаю, с кем та кобылица спуталась, а только вот выросло такое… – Виан широким жестом показал на златогривую пару. – Ну да не в деревне же их держать! Как подросли и окрепли – мы с братьями их на торг-то и свезли.

– Складно бает! – шепнул Сил брату.

– Ага, – мрачно согласился Драп. – А еще говорил, будто врать не умеет!

Царь помолчал, обкатывая в уме Вианову байку, в конце концов решил, что она похожа на правду в достаточной степени, тем более что ведь действительно никто о пропаже не заявлял. А ведь конеторговля – дело такое, какие-нибудь слухи бы пошли обязательно.

– Сколько ж просишь? – спросил наконец самодержец.

– А тысячу серебряных клинков!

Нельзя сказать, чтобы Виан умел считать до тысячи. Счет он худо-бедно освоил до сотни и далее начинал путаться в цифрах. Тысячу же он, не слишком ее себе представляя, полагал числом ну очень большим и значительным.

– По рукам, – тут же сказал царь. – Эй, Селиван, распорядись!

Тощий кивнул подобострастно, но, проходя мимо Виана, прошипел:

– Продешевил, балда деревенская!

– И правда продешевил, – шепнул с другой стороны конек. – Советовался бы хоть, что ли. За тысячу каждого из пары продать – и то весьма по-божески было бы!

– Ну и ладно, – отмахнулся Виан. – Всех денег не наторгуешь! У нас, поди, вся деревня со всеми огородами да сараями столько не стоит.

Появились еще слуги и охранники с деньгами. Царь сам на них даже и смотреть не стал, поглаживая шелковистые гривы красавцев-коней. Один из слуг пересчитал блестящие монеты достоинством в пять и десять клинков, перекладывая их из ларца в кожаные кошели. Кошелей получилось целых восемь.

– Как делить будем? – поинтересовался Виан, но братья сердито проворчали, что, дескать, до дому бы с таким богатством добраться, а там уж как-нибудь поделим.

Тем временем пришли и конюшенные, взяли лошадей за недоуздки и повели прочь с торга.

– Вот теперь готовься, – шепнул конек и по-собачьи уселся на землю, прикрыв глаза и закинув на спину уши.

Кони с торга не ушли. Воздух разорвало яростное – другого слова не подберешь – ржание, за которым последовало громкое поминание чьей-то матери и глухой удар. Народ заволновался, и даже царские охранники ненадолго явно ослабили бдительность. Виан из-за их спин с удивлением увидел, как златогривая пара выплясывает по площади, молотя по воздуху передними копытами и силясь вырвать у конюхов из рук недоуздки. На глазах у изумленной публики жеребец качнулся в сторону и с силой мотнул головой, приложив одного из конюхов об ограду торга так, что бедняга осел наземь и остался сидеть, судорожно хватая ртом воздух. Спустя несколько мгновений еще два конюшенных бросили повод коня, уворачиваясь от направленного удара ее передних копыт. Задрав морды и размахивая поводами, златогривая пара с дробным топотом проскакала назад и остановилась подле Виана. На конских мордах отчетливо читалось: «Ой, чего это мы?» Виан лишь покачал головой.