Читать книгу "Хроники тысячи миров - Джордж Мартин"

Я вдруг осознал, что, хотя пробыл на планете почти целый день, первый раз вижу шкинов. С воздуха да еще ночью я не мог их хорошо рассмотреть. Но я их видел. Они меньше людей – самый высокий был ростом около пяти футов, у них большие глаза навыкате и длинные руки. Больше я ничего не мог сказать, глядя сверху.

Валкаренья посадил машину у Великого Чертога, и мы вылезли наружу. Шкины появлялись с разных сторон и один за другим входили в арку, но большинство было уже в Чертоге. Мы встали в небольшую очередь у входа, и никто даже не обратил на нас внимания, кроме одного типа, который тонким писклявым голосом окликнул Валкаренью, назвав его «Дино». У Валкареньи даже здесь были друзья.

Мы вошли в громадный зад, посреди которого возвышался громоздкий, грубо сколоченный помост, окруженный огромной толпой шкинов. Свет шел от укрепленных вдоль стен и установленных на высоких столбах вокруг помоста факелов.

Кто-то говорил, и все большие глаза навыкате смотрели на говорящего. Кроме нашей четверки, людей в Чертоге не было.

Выступающий, ярко освещенный факелами толстый шкин средних лет медленно двигал руками в такт словам, как будто пребывал в гипнотическом трансе. Его речь состояла из свиста, храпа и мычания, так что я не особо прислушивался. Он стоял слишком далеко, и я не мог прочитать его чувства. Оставалось только изучать его внешность и внешность шкинов, стоящих рядом. Все они были безволосы, с нежной оранжевой кожей, изборожденной мелкими морщинками. Они носили простые сорочки из грубой разноцветной ткани, и мне было трудно отличить мужчину от женщины.

Валкаренья повернулся ко мне и зашептал, стараясь не повышать голоса.

– Это крестьянин. Он рассказывает, как далеко он продвинулся и какие перенес испытания в жизни.

Я огляделся. Шепот Валкареньи был единственным звуком, нарушавшим тишину в зале. Все остальные молчали и едва дышали, устремив глаза на помост.

– Он говорит, что у него четыре брата, – продолжал Валкаренья. – Двое уже достигли Конечного Единения, один Посвященный. Еще один, младший, теперь владеет их землей. – Валкаренья нахмурился. – Этот шкин больше не вернется на свою землю, – сказал он погромче, – но он рад этому.

– А что, плохой урожай? – ехидно спросила Лия.

Она тоже прислушивалась к шепоту Валкареньи. Я сурово посмотрел на нее.

Шкин продолжал говорить. Валкаренья, спотыкаясь, переводил:

– Сейчас он рассказывает о своих прегрешениях, о поступках, которых стыдится, о самых мрачных тайнах своей души. Временами он был невоздержан на язык, он тщеславен, однажды он ударил младшего брата. Теперь он говорит о своей жене и других женщинах, которых он знал. Он много раз изменял жене и жил с другими женщинами. В юношестве он занимался скотоложством, так как боялся женщин. В последние годы он лишился мужской силы и уступил свою жену брату.

И так далее, и так далее, невероятные подробности, подробности потрясающие и пугающие. Все самое интимное выставлялось напоказ, все тайное становилось явным. Я стоял и слушал шепот Валкареньи, поначалу ошеломленный, но под конец вся эта грязь мне надоела. Я изнывал от нетерпения. Вряд ли я знал о каком-нибудь человеке хотя бы половину того, что мне стало известно об этом крупном, толстом шкине. Потом мне стало интересно, знает ли Лианна благодаря своему Дару о ком-нибудь хотя бы половину того, что мы сейчас услышали. Говорящий как будто хотел, чтобы мы все здесь и сейчас прожили вместе с ним его жизнь.

Казалось, эти излияния длятся уже много часов, но в конце концов он все же стал закругляться.

– Теперь он говорит о Единении, – шептал Валкаренья. – Он станет Посвященным, он счастлив, он столько лет этого желал. Его страдания прекратятся, его одиночество кончится, скоро он будет ходить по улицам священного города и ощущать свою радость в колокольном звоне, а затем наступит Конечное Единение. Он встретится со своими братьями в загробной жизни.

– Нет, Дино, – зашептала Лори, – перестань применять к его речи человеческие понятия. Он говорит, что станет своими братьями. Фраза подразумевает, что его братья станут им.

Валкаренья улыбнулся:

– Хорошо, Лори. Если ты так считаешь…

Толстый крестьянин вдруг сошел с помоста. Толпа зашевелилась, и место крестьянина занял другой шкин: гораздо ниже ростом, весь в морщинах, на месте одного глаза у него зияла дыра.

Он начал говорить, сначала запинаясь, а потом более уверенно:

– Это каменщик, он построил много куполов, он живет в священном городе. Много лет назад он упал с купола, и ему в глаз вонзилась острая щепка, так он потерял глаз. Боль была очень сильна, но через год он вернулся на работу, он не просил о досрочном Единении, он был очень храбрым, он гордится своим мужеством. У него есть жена, но детей у них нет, он сожалеет об этом, ему нелегко разговаривать с женой, они далеки друг от друга, даже когда вместе, и она плачет по ночам, об этом он тоже сожалеет, но он никогда ее не обижал и…

И опять это продолжалось часами. Во мне снова проснулось нетерпение, но я подавил его, потому что происходящее было очень важно. Я постарался сосредоточиться на словах Валкареньи и истории одноглазого шкина. Скоро я уже принимал ее так же близко к сердцу, как и окружавшие меня инопланетяне. Было жарко и душно, в куполе не хватало воздуха, моя куртка запачкалась и промокла – не только от моего пота, но и от пота тесно прижатых ко мне соседей. Но я не замечал этого.

Второй выступающий закончил свою речь тем же, что и первый: он долго восхвалял радость Посвящения и приближающееся Конечное Единение. Под конец мне уже почти не нужен был перевод Валкареньи, счастье слышалось в голосе шкина, сквозило в его дрожащей фигуре. А может, я безотчетно читал его чувства. Но я не могу читать на таком расстоянии, разве что душевное волнение объекта очень уж велико.

На помост взошел третий, он говорил громче других. Валкаренья не отставал.

– Это женщина. Она родила своему мужу восьмерых детей, у нее четыре сестры и три брата, всю жизнь она трудилась на земле, она…

Внезапно ее речь оборвалась – в конце длинного монолога она несколько раз резко свистнула. И умолкла. Все присутствующие, как один, засвистели в ответ. Великий Чертог наполнился жутковатым эхом, все шкины вокруг нас стали раскачиваться из стороны в сторону и свистеть. Женщина наблюдала за происходящим, приняв скорбную согбенную позу. Валкаренья начал переводить, но на чем-то споткнулся. Лори подхватила повествование.

– Женщина рассказала им о великой трагедии, – прошептала Лори. – Они свистят, чтобы выразить свое горе, показать, что они разделяют ее боль.

– Да, они выражают сочувствие, – снова заговорил Валкаренья. – Когда она была молода, заболел ее брат, и казалось, состояние его ухудшалось день ото дня. Родители велели ей отвезти брата на священные холмы, но она ехала неосторожно, и колесо телеги сломалось, и ее брат умер на равнине. Он умер, не обретя Единения. Она винит в этом себя.