Читать книгу "Госпожа удача - Олег Чигиринский"

— Неплохо. Только в Венеции шел дождь, все кошмарно затопило… Так что даже если бы ты поехал — все равно покататься на гондоле не вышло бы. А как ты съездил?

— Тоже неплохо. Уэмура собирается на Эверест в одиночку.

— Тебе все равно бы не разрешили.

— Да…

«Ничто не делает мужчину таким привлекательным, как полуторамесячная разлука», — подумала Тамара.

— There Beren came from mountains cold… — прошептал он. — And lost he wandered under leaves, and where the elven river rolled he walked alone and sorrowing. He peered between the hemlock leaves and saw in wonder flowers of gold upon her mantle and her sleeves and her hair like shadow following…[3]

…Они познакомились два года назад, на армейском рождественском балу.

Она к тому времени уже семь лет была военнослужащей — и этим все сказано. Вы знаете, что такое женщина-военнослужащая? Одно из двух: или это жена военного, или это любовница военного. Штатские не женятся на «форсянках». Особенно — на «Вдовах». Ну, какой штафирка примирится с прелестями армейской жизни: постоянным окружением толпы интересных мужиков, патрульными и тренировочными полетами, медицинскими проверками, тренировками, в конце концов — кругом такая масса штатских женщин!

Будучи женой военного, «форсянка» находится под непрерывным надзором. Не то чтобы муж ревновал или шпионил — нет, просто армия — это очень маленький мир, а офицерский корпус — и того меньше. Словом, или распадается семья, или женщина увольняется, едва закончится контракт…

Любовница военного… Это самый распространенный вариант. Даже «Вдовы», сугубо женская часть, не испытывают недостатка внимания со стороны мужчин-коллег. Аэродромная обслуга, охрана, коммандос из качинского полка специальных операций — вот далеко не полный список. Но… Со временем отношения или превращаются в брак, и тогда см. пункт «жена военного». Либо… Обета девственности ни одна из «Вдов» не давала, а знакомиться со штатскими особенно некогда. И опять начинается связь с военным. Якобы тайная. Все о ней все знают и наблюдают с интересом, как за «мыльной оперой», которая разворачивается тут же, в натуре. Связь тянется год, полтора или два, а потом — с треском и болью рвется.

И тогда женщина решает: гори все огнем! Будем пользоваться мужчинами так, как они — нами. Берешь мужчину. Пользуешься некоторое время. Потом выбрасываешь. Если он обижен — извини, дорогой, это твои проблемы.

На армейском рождественском балу Тамара искала мужчину. Взять. Попользоваться. Выбросить.

Она была не кровожадна. Если ему это не доставит неприятностей — что ж, она не против. По правде говоря, ей все равно.

Офицер-егерь оказался весьма привлекательной мишенью. Он единственный на всем этом сборище не собирался флиртовать. Это был вызов. Вызов Тамара не могла проигнорировать. Откуда ей было знать, что бронзовые глаза этого человека — ловушка, что его улыбка — капкан, а руки — оковы?

Откуда ей было знать, что и сам он найдет в ее глазах западню и не пожелает из нее выбраться?

Это тянулось уже два года, и одно ей было непонятно — отчего она еще не послала все к чертям? Отчего она выдергивает куски из своих выходных, проводя их в дешевых мотелях, дорогих гостиницах, на чужих яхтах, в туристических кемпингах, в конце концов — на его бахчисарайской квартире? Каждый раз в ожидании очередной встречи она готовилась произнести решающую фразу: «Арт, это все не имеет смысла, давай расстанемся, пока мы еще не совсем очертели друг другу, и в силах сохранить об этом только хорошие воспоминания…»

Но, оказываясь рядом с ним, попадая в кольцо его рук, она забывала эту фразу и вспоминала ее только тогда, когда на очередной постели они погружались в сонный эпилог свидания. В этот момент не хотелось говорить такие слова — вообще не хотелось портить этот момент какими-либо словами. И она засыпала, сказав себе: в следующий раз, как-нибудь в следующий раз, обязательно, но — в следующий раз… А в следующий раз все повторялось сначала.

Над столами плыли «Странники в ночи», несколько пар томно топтались перед пустующей эстрадой, Тамара считала секунды, в течение которых мороженое таяло в кофе. Глянцевый айсберг медленно погружался в дымящуюся черную лаву, распространяя по ее поверхности бело-бежево-смугло-коричнево-черные разводы.

«Если растает раньше, чем закончится песня, — скажу», — решила она, но на середине второго куплета увидела, что айсберг уже утонул больше чем наполовину. Мгновенно она установила новый срок — второй припев, и горько посмеялась про себя над этой детской хитростью.

Когда песня закончилась, поверхность чашки была ровно-бежевой и гладкой. Тамара криво усмехнулась.

В этот миг из глубин чашки всплыл крохотный белый гладыш, выступил над поверхностью наглым пупырышком. «В следующий раз», — решила она и вздохнула с облегчением.

Кофе она, конечно, себе испортила.

Музыка стихла. На эстраде появился конферансье:

— Дамы и господа! Леди и джентльмены! Имею честь представить вам мадемуазель Нелли Данич!

Мадемуазель поприветствовали бурными аплодисментами.

— Ее называют нашей Камбуровой, — тихо сказал Арт.

Оркестр вразнобой настраивался. Мадемуазель — плоская до полной маскулинности блондинка в костюме Пьеро — раскланивалась с публикой.

— По случаю близкого воссоединения мадемуазель подготовила программу из замечательных песен на слова современных русских поэтов, — доложил администратор, хозяйским жестом похлопал Нелли по спине и удалился.

Оркестр взял мелодию, незнакомую Тамаре. Что-то древнее, темное и русское звучало в этих тактах, и наконец Тамара сообразила: гитара имитирует колокольный перезвон. Мелодия развернулась, пробуя силы, и грянула одновременно с мощным голосом певицы — Тамара даже удивилась, как в таком тщедушном теле может скрываться такой сильный голос.

Стоишь, плечами небо тронув,

Превыше помыслов людских,

Превыше зол, превыше тронов,

Превыше башен городских…

Раскрыты крылья слюдяные,

Стрекозьим трепетом шурша,

И ветры дуют ледяные,

И люди смотрят, чуть дыша…

Ты ощутишь в своем полете

Неодолимый вес земли,

Бессмысленную тяжесть плоти,

Себя, простертого в пыли…[4]

Досадуя на то, что так неудачно села и приходится выворачивать шею, чтобы увидеть эстраду, Тамара развернулась. Тоненькая певица и впрямь была хороша.