Читать книгу "Предел возможности - Олег Таругин"

— Встань. — Сержант сопроводил команду понятным всему на свете военному люду жестом, коротко дернув автоматом вверх. — Остальные пусть лежат.

Иракец кивнул и, что-то коротко бросив товарищам, поднялся, деловито отряхивая от песка не первой свежести одежду. Андрей незаметно напряг лежащий на спусковом крючке палец, однако нападать на него — по крайней мере пока — никто не собирался.

— Буду рассказать, — как ни в чем не бывало продолжил между тем пленный. — Болшой тайну открою, а ты меня за это — отпускать, харашо, рюськи? Да? — И, видимо, не узрев на лице Андрея должной степени оптимизма, торопливо добавил:

— Я знай, что ты думает. Ты думает, что это мы твой бэтиер на дороге взрывать, но мы это не делать! Аллахом клянус — не делать. — Иракец провел ладонями по несуществующей бороде и помотал головой. — Сейчас рассказат тебе буду, поймешь, что я правда говорить! Отпускать будешь? — желая удостовериться в заключении сделки, переспросил он, обнажив в неискренней улыбке кажущиеся излишне белыми на его смуглом лице зубы.

— Посмотрим. — Чувствуя готовую разлиться по всему телу предательскую слабость (сказывалась недавняя контузия), Андрей осторожно сделал шаг назад и опустился прямо на покатый склон бархана. Автомат он положил на колени, по-прежнему держа его направленным на противника. Состояние у него, конечно, сейчас еще то, но пока арабы преодолеют разделяющие их метры, на спуск он нажать, вне всяких сомнений, успеет. Иракцы в этом, будем, надеяться, тоже не сомневаются.

— Эти тоже по-русски умеют? — Он кивнул на остальных задержанных. — Или только ты такой образованный?

— Толко я! — со свойственной восточным людям гордостью за самого себя, любимого, подтвердил тот. — Они — нет. Солдат, едва-еле школу кончал, язык не учит, сразу армия идти, — доверительно сообщил он, презрительно кивая на лежащих товарищей. — Мало чего знают. Я — старший группа, я много чего знаю. Болшой тайна знаю. Саддам тайна. За нее надо меня отпускать. Честный договор, жалет не будиш! Я быстро пустыня уйду, граница недалеко. Лаже машин не надо, пешком ходить можно...

Последнее утверждение, с точки зрения Кольчугнна, было более чем сомнительным, однако спорить он все-таки не стал. Даже если у них тут неподалеку припрятана машина (что, вероятнее всего, так и есть: местным поверить — себя обмануть), его это мало интересует. Все равно скоро америкосы на «вертушке» прилетят — поляки ведь наверняка им про взрыв на дороге уже сообщили. А от вертолета в пустыне не очень-то и спрячешься, тем более на машине, тем более когда у пилота привычка: сперва вжарить ракетой, а потом уже разбираться, куда и в кого он попал.

Кстати, насчет их непричастности к подрыву БТР. Это, скорее всего, правда. Методику действий оккупационно-миротворческих сил они ничуть не хуже самого Андрея знают и, значит, должны понимать, что сидеть в километре от взорванного шоссе и ковыряться в каких-то развалинах — занятие в данной ситуации глупее некуда. Что ж, уже хорошо...

— Говори. — Старший сержант демонстративно взглянул на часы.

Араб его понял.

— Знаю, рюськи, у меня мало времени — скоро ваши вертолет прилетят, всех искать будут. Но рассказат буду успеть. Толко скажи: отпустиш потом? Слово даш?

— Нет, — честно ответил Андрей, словно невзначай приподнимая и поудобнее устраивая на коленях автомат. — Говори! Это у тебя времени мало, а у меня его — сколько хочешь...

— Значит, не обманеш. — Сделав из сказанного неожиданный вывод, удовлетворенно кивнул знаток «саддам тайна». — Это харашо, что ты рюськи. Вы не обманыват, как эти. — Он презрительно дернул головой, но объяснять ничего не стал. Впрочем, Андрей отчего-то прекрасно понял, кого тот имеет в виду. — Но и вас тоже обмануть сабсем легко... Ладно, слюшай, я очен быстро все сказать буду! Здесь, — иракец показал рукой на тонущие в песке развалины у себя за спиной, — город был, очен древний, очен старый, как... — он замолчал, подыскивая подходящее, с его точки зрения, сравнение. Наконец нашел: — Как Вавилон, знаиш? Можит, еще много древний. Дажи шумер потом, после были! Историк, археолог — не знаит, никто не знаит... Саддам давно искал, много лет. Только зимой два год назад нашел, но раскопат не успел. Война с американцы началась. Саддам думал, тут очен болшой тайна ест, важный тайна... Болшой город — болшой тайна. — Иракец засмеялся, но увидев, что шутка у единственного слушателя успеха не имела, продолжил: — Саддам думал, здес что-то важный ест, можно найти и использоват. Зачем — не знаю, что здес — тоже не знаю, я в охране был, чтоб секретность, панимаиш? — Иракец замолчал, вопросительно глядя на Андрея и, судя по этому взгляду, ожидая вопросов. Или удивляясь отсутствию таковых. Разочаровывать его Кольчугин не стал.

— Че-то я не понял: зачем Хусейну древние руины? Археологией решил на старости лет увлечься?

— Ай, рюськи! — Иракец, похоже, ожидал другого вопроса. — Говорю: не знаю. Город под песок глубоко был, после бури в феврал два тыща третий год песок ушел, руины снаружи виден стали. Наши ученый, которые на Саддам работать, говорил: от древних люди осталось, — можит, важный информация, можит, еще что-то — Аллах знает...

— Ну мне-то что с этого? — Андрей был разочарован. Тайна, которой пленный собирался выкупить свою свободу, на поверку оказалась очередной статейкой в газете для любителей всего загадочного и непознанного. Или — если все это правда — бесценной информацией для профессиональных археологов или востоковедов, к числу которых Андрей себя уж никак отнести не мог. — Вот удивил...

— Зачем так говориш, рюськи? — Обиделся разговорчивый иракец. — За эта тайна Саддам много людей убиль, много — в тюрма держаль... Но я еще что-то знаю, смотри. — Он решительно повернулся к Андрею спиной и спрыгнул в неглубокую яму, которую плененная ныне троица успела раскопать до появления старшего сержанта. Уже почти расслабившийся было Кольчугин вновь напрягся, но стрелять, как и в прошлый раз, не пришлось. Зато пришлось подняться на ноги, чтобы не упускать из виду пленного и увидеть, что тот ему показывал,

— Смотри. — Иракец с видом победителя продемонстрировал Андрею несколько облепленных песком ящиков армейского образца. — Это Саддам в Багдад увезти не успел. Осталное, что нашли, увез. Это — не успел. Бомбы падат стали, война началась... Всех своих ученый Саддам где-то спрятал. Даже я не знаю, где... Можит, даже сабсем убил... А кроме них, толко я про ящики помнил. Думал: посмотрю, что там, — можит, ценност ест. Тогда через границу уходить буду, ждать, пока все здес сабеем не закончится. Тепер ты тоже знаиш, можиш их своим отдат, можиш себе все забират, а меня отпустиш, да?

Андрей в задумчивости созерцал нежданный дар, в который его пленный оценил собственную свободу. О содержимом ящиков он мог только догадываться, подозревая, впрочем, что внутри находятся какие-нибудь древние черепки, может и обладающие безумной исторической ценностью, но вряд ли способные хоть как-то улучшить благосостояние небогатой семьи старшего сержанта.

Впрочем, отпускать пленных все равно было нужно, поскольку Андрей прекрасно осознавал, что отконвоировать всех троих куда-нибудь поближе к шоссе и дождаться помощи он сейчас не в состоянии. И случись что, справиться с ним будет более чем легко, даже с учетом зажатого в руках автомата. Голова кружилась все заметнее, да еще и пошла носом кровь. И бывший курсант советского военного училища это, похоже, прекрасно понимал, недобро поблескивая прищуренными от яркого света масляными глазами...