Читать книгу "Канал имени Москвы. Университет - Роман Канушкин"

1

Шорох за окном повторился. Густая, плотная тьма обволокла Весёлую сторожку, как они предпочитали именовать это богом забытое место на самом юго-востоке Москвы. Здесь, после Нагатинского затона и раздольной акватории Южного порта, река делала крутой изгиб, готовясь покинуть накрытый туманом город. Сюда, на один из трёх крохотных островков между Коломенским шлюзом и Перервинской плотиной, еженедельно приходилось доставлять партии учёных: сам шлюз, беспокойная плотина и то странное, что творилось в Николо-Перервинском монастыре и на Шоссейной улице, о которой было не принято поминать без надобности. Богом забытое или богом проклятое место… Николай посмотрел на побледневшее, настороженное лицо молодого человека и подумал: «Сейчас опять начнёт заикаться».

Этот молодой, пацан ещё совсем, ждал звуков снаружи, постоянно прислушивался и поэтому боялся. Николай давно перестал прислушиваться. Коротая время перед выходом на пост, он чистил оружие; сейчас собрал и удовлетворённо передёрнул затвор. От резкого щелчка молодой человек вздрогнул, затем стыдливо отвёл взгляд.

– Эх, Алёшка, – усмехнулся Николай. – Скоро смена придёт. И поедешь домой, в альма-матер.

Сам он виноват, этот Алёшка, чего увязался за ними? Малый-то он славный, никто не спорит, любознательный, всегда подсобить старался. Говорят, в науках смышлён. Но не боец совсем с этими его врождёнными увечьями левой стороны, когда одна нога чуть короче и рука неестественно вывернута, и этим его периодическим заиканием.

«Хотя как мы зовём эту дыру Весёлой сторожкой, так и он, наверное, пытается справиться, – подумал Николай. – Как-то ему надо становиться мужчиной. А как ещё, если не попытаться взглянуть в глаза собственным страхам? Ладно, парню стоило помочь – пересилил себя, вон куда забрался! Только неясно, чего тут больше – отваги или отсутствия ума».

– Дд-а, дд-а-а я н-нормаль-ль-но, – молодой человек, Алёшка, сконфузился сильнее. Николай посмотрел на него и ничего не сказал.

«Альма-матер» – так, слегка подтрунивая над высокомерием учёных, вооружённые люди называли Великий Университет. Учёные знали это и платили в ответ той же монетой. Только вот дело в том, что в этот раз охраной учёным Петропавел определил не просто вооружённых людей, а трёх высших гидов. Значит, дело действительно дрянь.

«Смотрите в оба, следов его появления всё больше, – таков был инструктаж. – И не забывайте: людям непосвящённым распознать его практически невозможно. Эти старцы из монастыря – он может быть одним из них, ненадолго, но может, а они даже ничего и не заподозрят».

Николай ничего не забыл. Всего раз в жизни он сам столкнулся с Горхом, что называется, лицом к лицу. Давно это было, в сумерках, на гидроузле, когда пришлось спуститься к заклинившей задвижке для стока воды. Бурая пена с рёвом пробивалась из-за не полностью открытой задвижки. Ощущение угрозы накатило внезапно. Николай поднял голову. И не увидел перед собой ничего, кроме массивных направляющих вдоль бетонной стенки, густо покрытой наслоениями тины, толстых стержней с резьбой да тяжёлых накладных головок болтов, уходящих вверх, под свод плотины. И там, в самой тьме, уставившись на Николая, горели два зеленоватых глаза.

Николай вдруг с леденящим ощущением понял, что видит перед собой вовсе не фрагменты технических сооружений, а что-то живое, и действовал молниеносно, скинув из-за спины карабин и приведя оружие к бою. Но он оказался быстрее. Лишь волной холодка обдало лицо, когда что-то большое мгновенно обрушилось вдоль стенки и скрылось в тёмной реке. Он не просто распластал своё длинное тело вдоль всей бетонной стены, прильнув к ней от верхнего свода до самой воды, и не просто заставил себя выглядеть как детали технических конструкций. Он сумел даже, оставаясь неподвижным, имитировать движение: Николай не забыл, как тёмная жуть колыхнулась в нём, когда он понял, что часть этого бурого пенного потока там, внизу, видимо, являлась задними конечностями затаившегося здесь существа.

Николай тогда так и не распознал, чем это было. Но прекрасно помнил, как встревожило Петропавла его сообщение. Хотя с тех пор и до начала весны нынешнего года о Горхе больше слышно не было. До той памятной встречи в сумерках Николай и сам относил его существование скорее к зловещим байкам, к мифологии канала, чем к действительности.

Только веселья на плотине и без Горха хватало. Коломенский шлюз был давно обесточен за ненадобностью, и большую часть времени он не причинял особого беспокойства. Лишь иногда, крайне редко, с ним творилось что-то неладное. Николай видел это собственными глазами и забыть не мог до сих пор. Шлюз словно проснулся посреди ночи. С глухим ворчанием заработали обесточенные моторы, мёртвые лампы начали тускло, зеленовато светиться, а затем ворота в шлюзовую камеру медленно распахнулись. Николай сумел убедить себя, что он там ничего не видел. И без призрачной тьмы, что выползала из камеры, веселухи вокруг сторожки в тот момент было предостаточно. Настолько, что у всех мужиков волосы на затылке вставали дыбом. Или старцы из монастыря – кто они? Почему уединились в месте, совсем не предназначенном для жизни? И почему их не трогает туман? И то, что есть на Шоссейной улице?! Хотя они даже не удосужились прорыть небольшой канавки вокруг монастырских стен. Лазарь как-то провёл ночь в монастыре у старцев. Вернулся бледный, молчаливый, да и седины на висках прибавилось, хотя глаза у психа – а кем же его ещё считать? – лихорадочно горели. Не нравился Николаю Лазарь – он был из той породы учёных, что ради утоления своего любопытства, сродни средневековым колдунам, был готов поставить на карту всё; такие подозрительные типы не только рискнут собой, но и подведут не за здорово живёшь. А что у них на самом деле на уме, неясно. Николай не сомневался, что Петропавел определил его сюда, в том числе, приглядеть за Лазарем. Но вот парадокс: этот молодой пацан, Алёшка, нравился он гидам, хотя нёс службу в университетской библиотеке, в отделе редкостей, где систематизировал разные диковинки и древние артефакты, собранные по всему каналу. Парень старался, и у него всегда можно было получить дельный совет, однако Алёшка явно симпатизировал Лазарю. Это нездоровое любопытство, свойственное учёным, конечно, жило в парне тоже. Петропавел знал это и даже, странным образом, поощрял, видимо, списывая на возраст; у всех в его годы пылал в груди этот огонь, только если его вовремя не обуздать, он станет ненасытным грызущим червём и когда-нибудь сослужит пацану дурную службу. Правда, учёные доверяли Алёшке, и он, с его искренней чистотой, стал как бы своеобразным мостиком между Главой учёных и Петропавлом. А ещё парень был проницательным. И хоть Николай готов держать своё мнение при себе, ещё кое-чем, чего он никогда не забудет, было замечание Алёшки по поводу монастырских старцев: мол, тут уместен вопрос не «кто они?», а «что они такое?»

Странный звук пришёл снаружи, трескучий и одновременно какой-то полый. И тени за узкой прорезью окошка, одетого в мощную решётку, пришли в движение. Алёшка вжал голову в плечи, потом сообразил, что все это видели.