Читать книгу "Рембрандт должен умереть - Леонид Бершидский"

Молинари молчит, смотрит в окно. Наверняка у него тоже какие-то свои планы.

В Гринвиче Иван никогда не был. Говорят, здесь самая большая плотность миллиардеров на квадратный километр: все главные люди Уолл-стрит живут в Гринвиче, а у многих из тех, кто Уолл-стрит презирает и обыгрывает тамошних банкиров в финансовый пинг-понг, здесь и офисы. Штарк знает, что недвижимость здесь чуть ли не самая дорогая на Восточном берегу. Где ж еще прятаться Федяеву от московских следователей? Хотя было бы понятнее, если бы в Лондоне или где-нибудь на островах. Америка – экзотическое убежище: здесь русский чиновный люд не понимают и не ценят; вспомнить хотя бы, как бывший президентский завхоз Пал Палыч Бородин насилу унес отсюда ноги, посидев предварительно в тюрьме и натерпевшись страху, не выдадут ли его Швейцарии. Впрочем, причинами такого странного решения скоро можно будет поинтересоваться у Федяева лично: вот и приехали.

Этот особняк не из самых дорогих; хотя он тщательно вписан в ландшафт и окружающую застройку, и с первого взгляда его можно было бы принять за голландский колониальный конца XVII века – приземистый, с крутыми скатами крыши, в которые врезаны окна со ставенками, – это, конечно, новострой. И в нейтральный бледно-фисташковый цвет стены явно красили с тем расчетом, что ни у кого из потенциальных покупателей он отторжения не вызовет. Всего за несколько миллионов долларов эта сдержанная архитектура и это соседство – только что проехали гольф-клуб Белл Хейвен – могут быть вашими.

Перед домом разыгрывается короткая немая сцена. Посланцы Федяева явно так и не решили, что им делать с Молинари. Тот широко улыбается, показывая, что готов к любому развитию событий. Следуя своему решению, Штарк вылезает из машины, не оглядываясь, пересекает лужайку, открывает дверь и оказывается в просторной прихожей. Сразу видно, что обставлять особняк было некогда или некому. Здесь нет ни стульев, ни даже коврика перед дверью. Штарк разувается; пальто повесить некуда, так что Иван проходит в гостиную прямо в нем. Там все-таки есть резной тяжелый стол и шесть стульев с кожаными сиденьями. Но занавески на окнах отсутствуют.

– Валерий Константинович! – зовет Иван сперва негромко, потом так, чтобы его услышали на втором этаже.

На лестнице раздаются неторопливые шаги.

– А, Иван! Простите, что не встретил, – я не заметил, как вы подъехали. А где Миша? Он разве не с вами?

Замминистра, теперь уже, видимо, бывший, – в расстегнутом кардигане поверх белой футболки, темных джинсах и мягких тапочках на босу ногу. Выглядит он лучше, чем в Москве, – уже не такой желтый, хотя щетина превратилась в бороду. Вроде и руки больше не дрожат, кажется Ивану.

– Миша – это который со мной прилетел? В кожаной куртке? Он остался в машине: по дороге познакомился с одним местным и немного отвлекся на него.

– Ну и ладненько. Кажется, он здесь вообще как-то не в своей тарелке. Я даже не думал, что у людей его профессии бывает такая тяжелая акклиматизация: в кино им вообще все равно, что вокруг. А я, видите, тоже еще не успел обжиться. В доме не хватает женщины. Жена на гастролях. Хотя чем позавтракать, найдем, наверное. Есть хотите? Пальто, кстати, можете повесить на стул.

– От чашки чая не отказался бы, – отвечает Штарк, следуя совету гостеприимного хозяина.

Федяев шлепает на кухню ставить чайник, Штарк за ним. По дороге бывший замминистра объясняет:

– Все делаем наспех, по русской привычке, ничего заранее. Вы ведь не видели сегодняшнюю «Нью-Йорк Таймс»?

– Прочел по дороге заметку о вас.

– А, ну да, новые технологии… Я тоже не читаю бумажных газет – привык, что мне присылают дайджест. Раз прочли, значит, поняли, почему я здесь.

– Если честно, как раз это я не совсем понял. Почему не Лондон, например? Здесь вы прямо в логове зверя: сейчас начнется – мол, беглый русский коррупционер прибился к нашим берегам…

– Мм… жаль, я был более высокого мнения о ваших аналитических способностях.

– Послушайте, я в принципе мог и не ехать к вам, а спокойно сесть в самолет и вернуться в Москву. Нет никакого смысла разговаривать со мной загадками. Я здесь из… – Иван хочет сказать «из вежливости», но вовремя понимает, что это неправда. Да и насчет возвращения он блефует: только по дороге он понял, что Федяев уже ничего не сможет с ним сделать в Москве. Но бывший чиновник как бы принимает сказанное Иваном за чистую монету.

– Да, из каких соображений вы здесь? Я на самом деле сейчас никто, в Москве от меня скоро все отвернутся, если уже не отвернулись, а тут у меня нет власти заставить вас что-либо делать. Думаю, на самом деле вам нравятся загадки, а то бы вы и правда сбежали. У вас очень скучная жизнь, мне кажется, в ней многого не хватает.

– Согласен только наполовину. Скучать вы мне не даете, это верно. А вот моя жизнь меня вполне устраивает.

– Тогда все-таки зачем вы здесь? Хотите увидеться с Софьей Добродеевой? Ваша однокурсница по Свердловскому училищу – Настя, кажется, ее зовут, – рассказала про вас очень романтичную историю. С несчастливым, правда, концом.

Иван чувствует, что краснеет. Правдоподобно ответить «нет» на вопрос Федяева он не сможет. Бывший замминистра ухмыляется.

– В общем, ваша мотивация мне понятна. Софья и сейчас очень яркая женщина. Я бы даже сказал, красавица. Это если вы опасались, что время ее не пощадило. Странно, конечно, что вы еще не поняли моей мотивации в этом деле, но, с другой стороны, джет-лэг, бессонная ночь, наверное… На самом деле все очень просто. Ваша Софья привозила в Москву образцы красок и маленький кусочек холста. Эти образцы тщательно проверили, и, если у нее не подлинник «Бури на море Галилейском», я буду очень удивлен. И разочарован. Потому что моя цель – вернуть эту картину и другие, украденные вместе с ней, в Гарднеровский музей.

Ивану хочется изо всех сил стукнуть себя ладонью по лбу. И правда, он должен был догадаться, как только увидел газетную статью.

– Вы договариваетесь об убежище в обмен на возвращение картин?

– Ни в одной другой стране у меня нет на руках таких козырей, – кивает Федяев. – Этот дом я купил, как только получил результаты второй экспертизы Сониных образцов. Надо сказать, что мне уже полгода неуютно было в Москве – я только не знал, в какой момент спустят собак. И вдруг такая возможность! Я же говорил вам про мой длинный инвестиционный горизонт. Переехать сюда и договориться с властями – совсем не то же самое, что метаться на яхте по Карибскому морю в надежде, что не найдут. Здесь уже мои дети будут добропорядочными гражданами, не говоря о внуках.

– Но вы могли бы и без всяких картин договориться здесь с властями. – Ивану еще не все понятно в федяевской мотивации. – Ведь вы наверняка многое знаете, что можно рассказать, ну, кому там… ЦРУ…

– Стать предателем? Знаете, Иван, у меня все же есть кое-какие принципы. И прятаться пришлось бы всю жизнь от наших доблестных разведчиков с полонием за пазухой.

– Одна моя знакомая говорила: принципов у меня немного, зато они очень гибкие, – замечает на это Иван.