Читать книгу "Хроники разрушенного берега - Михаил Кречмар"

– Молодой, когда в город вернулся, сказал, что ты его выгнал. Лишь бы пушниной не делиться. И даже избу для этого сжечь не поленился. Ему, конечно, никто особо не поверил, но разговоров по возвращении много будет.

– Мне его, чтобы избавиться, было бы проще под лёд пустить, – хмыкнул Виталий. – Не устраивать самому себе спектакль с пожаром. Всё равно никто, кроме меня, ничего ни доказать, ни опровергнуть не сможет.

– Да, так все и подумали. Причём сильно стараться бы не пришлось? – усмехнулся Богданов.

– Руки ещё марать, – хмыкнул Рюмин. – Послал бы его путик проверять в конце ноября – зуб даю, с путика бы он уже не вернулся. Примёрз бы где-нибудь насмерть.

– Ты сам как выбираться собрался?

– Да уж только по весне, сплавом, – хмыкнул Виталий. – Мне ведь избу достраивать надо. Ту, которую я же спалил. Во люди…

– Ну да, – сочувственно сказал Богданов. – Всё там же строиться будешь?

– Да, на том же месте. Там яма на Дигдикане всю зиму не замерзает. Уже и леса заготовил. Теплее станет – работа в охотку пойдёт.

– Да, лучше всего в апреле строиться, – согласился многоопытный Богданов. – Когда капель, тепло и руки сами топора просят. Пол-то из чего класть будешь? Досок у тебя нет небось?

– Досок нет, но есть «Дружба» с продольными цепями. Так что не боись, не в первый раз зимовье в одиночку класть. Приезжай лучше по осени, посмотришь, как оно будет.

Рюмин попрощался и побрёл по своему запланированному маршруту.

Через два дня он оказался у своей палатки. Сезон охоты на пушного зверя подходил к концу, пришла пора строиться.

Строительство таёжных избушек многократно описано в популярной и приключенческой литературе, поэтому я остановлюсь только на самых общих чертах избушечной эпопеи Виталия Рюмина.

Будучи уже опытным лесным жителем, он не стал повторять обычную ошибку новичков, которая заключается в том, что сперва делается хижина минимальных размеров, а уж потом к ней пристраиваются мастерские, сарайчики и навесы в соответствии с расширяющимися потребностями.

Виталий Рюмин запланировал для строительства нормальную избушку, пять на пять метров, которая должна была получиться несколько больше его первого, сгоревшего, зимовья. Безусловно, большая площадь дома потребовала больших усилий при его сооружении, но Рюмин на своём личном опыте прекрасно освоил золотое правило механики. В его исполнении оно звучало так: лучше сделать много раз понемногу, чем один раз очень много. Поэтому брёвна для постройки избушки он тоже заготавливал с учётом этого правила – не более десятидвенадцати сантиметров в диаметре. Да и трудно ему было бы поступить иначе, ведь каждое бревно требовалось оттащить от того места, где оно упало при заготовке, обработать (то есть ошкурить и срезать часть лишней древесины при основании), а потом уложить на своё место в срубе. Для конопатки швов Рюмину пришлось распустить оба имевшихся у него ватных матраса, но и их хватило только на первые четыре венца.

На устройство короба из брёвен – собственно сруба – у Виталия ушло две недели тяжёлой ежедневной работы. Последние венцы он укладывал, соорудив из трёх длинных шестов и имевшейся в арсенале верёвки что-то вроде тали.

– Когда заканчиваешь строить избушку, чувствуешь себя немного шимпанзе, – делился Рюмин после сезона. – И чем больше избушка, тем больше ты шимпанзе. Тут я замахнулся на капитальное строение, поэтому когда спрыгивал с крыши, то пальцами, кажется, мог себе пятки чесать. Не сгибаясь, конечно.

После укладки сруба наступила очередь настилки пола и работы бензопилой. Потому что именно бензопилой нужно было распускать толстые брёвна на неуклюжие плахи, которые потом подгонялись одна к другой и прибивались к уложенным в фундамент венцам. Потолок соорудился из тонких то ли шестов, то ли брёвнышек, которые Рюмин топором аккуратно обтесал с обеих сторон. Постепенно стройплощадка заполнялась стружками, обрубками, отбитыми от брёвен сучками, и запах свежей древесины почти напрочь забил запах осеннего пожарища.

На последних этапах строительства Рюмин затащил в сруб видавшую виды бочку-печь и затянул крышу брезентом, столь верно послужившим ему в промысловое время. После чего срубил плот из трёх брёвен и по вскрывшейся уже реке пришёл в посёлок Талон, откуда уже на попутке добрался до центральной конторы госпромхоза.

Сколько он сдал соболей в контору, история умалчивает, но сам Рюмин всегда говорил об этом сезоне как об одном из самых удачных в его жизни.

– Избушка – она ведь сама по себе к лени располагает. И чем лучше избушка, тем больше располагает, это точно. А жизнь в этой утлой палатке даже сну особо не способствовала. Проснёшься, чаю глотнул – и на путик. И как можно дольше домой не возвращаешься. То капкан «под след» поставишь, то плашку на белку соорудишь. А в избе – проснулся в девять, на путик в двенадцать, в четыре уже домой заторопишься…

Кое-какие выводы Рюмин сделал и в общечеловеческом масштабе.

«Как о человеке плохо ни думай, он ещё хуже окажется», – стало его излюбленной поговоркой. Под конец жизни он вообще перестал выходить из тайги.

История пятая. Большой пожар

Лето 1979 года почти на всей территории Восточной Сибири выдалось на редкость засушливым. Первые пожары начались уже по весне – горела трава: сельские жители по своему обыкновению отжигали траву от огородов и приусадебных участков. Но настоящее царство огня было ещё впереди…

Виктор Иванов, работник геодезической партии, проводившей контрольную съёмку в Южной Якутии, находился на горе Туманная, где должен был, по выражению картографов, «читать звёзды» – определить точные астрономические координаты триангопункта, установленного на вершине горы.

Работа эта, в общем-то, несложная, но муторная. Ибо необходимо дождаться ясного звёздного неба – и только тогда произвести необходимые наблюдения. А ясного неба можно ждать очень и очень долго.

Ожидание звёздного неба на вершине горы чревато ещё и разными мелкими неприятностями: в частности, там обычно отсутствуют вода и дрова, и до ближайшего родника приходится идти несколько сотен метров – вниз, а потом вверх. Кроме того, вершины гор продуваются самыми разнообразными ветрами, и долгое житьё в палатке в таких местах несколько… некомфортно.

Уже три недели небо застилала серо-оранжевая дымная пелена, и Иванов вёл на своей вершине жизнь настоящего отшельника: натаскал снизу, из пояса кедрового стланика, изрядный запас дров, укрепил свою палатку ветрозащитными сложенными из камней стенками, застрелил невесть как забредшего на гольцы сокджоя[3]и неторопливо вялил на камнях его мясо.

Мясо коптилось от разлитого во всей природе дыма…

Через две недели на Туманную совершил посадку зафрахтованный экспедицией вертолёт.

– Может, ну его, домой поехали, – обратился к Иванову Витька Суминцев, замначальника партии. Под «домой» подразумевалось, что они пешком будут месить сырую тайгу где-то на Вилюе.