Читать книгу "Падение Трои - Питер Акройд"

Что-то случилось. Он появился, но остался на месте. Он что-то кричал, но из-за ветра ничего не было слышно. Она тоже принялась кричать и махать руками рыбакам, все еще возившимся с сетями.

Она закричала по-турецки: "Imdat! Imdat!" и показала рукой на Оберманна. Один из рыбаков услышал ее крики о помощи и показал товарищам на пловца. Они взялись за весла и поплыли к Оберману. Софии казалось, что они двигаются страшно медленно, Оберманн успел еще раз исчезнуть под водой. Потом она увидела, как втащили втащили Оберманна в лодку.

Лодка возвращалась, и София побежала к кромке воды. Оберманн лежал на дне на боку, руки были сжаты в кулаки. Она поняла, что он жив.

Рыбаки вытащили его из лодки, вынесли на берег и осторожно опустили на землю, на сухой песок и камешки. Она знала единственное слово благодарности на их языке — "tesekkurler" — и повторяла его. Только она опустилась рядом с мужем на колени, как один из рыбаков обхватил его за пояс, поставил на ноги и согнул. Несколько секунд Оберманна рвало водой, затем он неуверенно огляделся вокруг.

— На землю, — сказал он.

Они положили его, и он, казалось, стал засыпать. Но вдруг открыл глаза и вскочил на ноги легко и быстро, словно его гальванизировали. Софию изумило внезапное возрождение.

— Судорога, — объяснил он, — не мог шевельнуть ногой.

— Тебе повезло, Генрих, что эти люди оказались поблизости. Ты должен поблагодарить их.

Казалось, он только что увидел рыбаков.

— Спасибо, спасибо вам, — сказал он по- турецки. — Вы спасли Генриха Оберманна! Боги тысячекратно вознаградят вас! Погодите. Я вам кое-что дам.

Он подошел к своему сюртуку, лежавшему вместе с остальной одеждой там, где он сложил ее, прежде чем войти в воду, и вытащил кошелек. Протянул рыбакам банкноты.

— Спасибо, спасибо вам! Вы — дети Посейдона. Воины моря!

Они охотно взяли деньги и, по очереди обнявшись с ним, вернулись в лодку.

— Треки не взяли бы денег, — сказал он. — Они считают жизнь даром богов.

— Это бедняки, Генрих. У них есть семьи, которым надо на что-то жить.

— Разумеется, ты права. Я не жалуюсь, просто констатирую факт.

— Тебе повезло, что остался жив.

— Я понимаю. Это чудо. — Он оглянулся на воды Геллеспонта. — Если бы их здесь не оказалось, я бы уже покоился в глубине. — Софии показалось, что он произнес это с мрачным удовлетворением. — Афина присматривала за мной. Она спасла меня от морского бога, как спасала героев Греции. Она покровительствует мне!

— Вытрись, Генрих. Ты простудишься на ветру.

Скоро они поскакали назад. Оберманн выглядел несколько подавленным.

— Когда ты познакомился с этой русской? — вдруг спросила София.

— Много лет назад. Она оказалась жестокой и высокомерной.

— Где вы познакомились?

— В маленьком шахтерском городке на востоке этой страны. Я тогда спекулировал русским золотом. К чему вопросы, София? Все давно прошло.

— Меня интересует первая миссис Оберманн.

— У тебя нет ничего общего с ней, кроме фамилии.

— Она была бездетна?

— Разве я не говорил тебе? — Он взглянул на нее. — Но ты недолго будешь бездетной. Как только мы уедем отсюда, сразу же обзаведемся большой и здоровой семьей.

Почему-то перспектива ужаснула ее.

— Как она умерла?

— Покончила с собой. Утопилась в реке.

— Прости.

— Не о чем скорбеть. Я был рад, что она умерла. Почувствовал такое облегчение, что пил три дня. Представляешь пьяного Оберманна? Впрочем, я тогда был молод.

Софии не хотелось расспрашивать о самоубийстве. Не хотелось думать, что ту женщину сделал несчастной Оберманн. Не хотелось знать, почему та решила покончить с собой: София сказала себе, что случившееся не ее дело. Она не будет этого касаться. Прошлое человека сильно отличается от прошлого города, такого, как Троя: его нельзя понять. Она не могла представить Оберманна и его первую жену двадцать лет назад, как не могла вообразить свою встречу с ним, когда он был молодым. Его прежняя жизнь была тайной, и на самом деле Софии не хотелось проникать в нее. Достаточно делить с ним жизнь сейчас.

Но против ее воли возник другой вопрос, который даже произнести было трудно.

— А твоя мать? Ты как-то сказал мне, что ее отравил твой отец.

— Правда? Боюсь, это сильное преувеличение. Она была больна, а отец настоял, чтобы собственноручно приготовить для нее сердечное. Из ягод с окружавших нас гор. Он верил в природные средства. Вскоре после этого она умерла. Но я не перестал преклоняться перед отцом. Это он впервые прочитал мне Гомера. Я знаю, что рассказывал тебе. Но это до сих пор так близко, будто я слышу его голос, сидя в гостиной. Знаешь, что я слышу? Слышу, как Афина вливает нектар с амброзией в грудь Ахилла, чтобы он не чувствовал голода в битве! — Они скакали дальше, Оберманн время от времени шептал что-то на ухо Пегасу. — Вот колонна Нестора. — Он указал на обнажение пород, служившее пограничным знаком. — Скоро будем дома.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— У нас будет гость, София, — объявил Оберманн однажды утром, спустя несколько дней после поездки верхом на Геллеспонт. — Он послал телеграмму из Константинополя, чтобы предупредить, что приедет на следующей неделе.

Почему ты не сказал раньше? Как я могу принимать гостей, Генрих? Посмотри на меня. — София ходила теперь в блузе турецких рабочих, которая очень ей шла. Волосы она стягивала в узел, но и так на них была заметна пыль от работы на раскопках. Длинную юбку подбирала так, что были видны коленкоровые носки, и надевала грубые кожаные перчатки, чтобы защитить руки. — Я настоящее чудовище, Генрих. Меня нельзя никому показывать.

— Ерунда, София. Ты богиня в облике смертной.

— Очень грязной смертной.

— Это не грязь. Это материя древнего города.

— Кто этот гость? Нам еще многое предстоит сделать, Генрих.

Они обнаружили явно просматривавшиеся очертания большой комнаты, которую Оберманн тут же наименовал "тронным залом Приама". В земле, заполнявшей комнату, нашли множество предметов, среди которых были кольца и ножи, чаши и кувшины, а также фрагменты статуй и керамические черепки.

— Знаешь, чего у нас нет? — спросил Оберманн жену после окончания дневных работ. — Единственное, чего мы еще не находили. Здесь нет мечей.

— Это случайность, Генрих. Оружие найдется.

— Может быть. Но разве не удивительно, что еще не найдено ни одного меча?

— И ни одного щита.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Ты совершенно права. Щитов нет. Нет ни мечей, ни щитов. Тебе это ни о чем не говорит, София?