Читать книгу "Искушение временем. Книга 1. Не ангел - Пенни Винченци"

— Бога ради, Селия, — устало сказал Оливер, — разумеется, не рабыня. Но мои настояния, чтобы ты берегла здоровье и не принимала все чересчур близко к сердцу, вовсе не диктат. Я волнуюсь за тебя. За тебя и ребенка. Мы не должны допустить повторения того, что случилось в прошлый раз.

Встретившись с мужем взглядом, Селия вспыхнула.

— Нет, — спокойно возразила она, — конечно нет. Ведь я же не работаю. Пока. До рождения ребенка. Все, что я собираюсь сделать, — это поучаствовать в группе миссис Пембер Ривз и понаблюдать за одним из этих несчастных семейств. Всего один-два раза в неделю. И физически это будет не так утомительно, как игры с Джайлзом. Это важно, Оливер. Удивительно, что ты меня не поддерживаешь. Неглубок, видать, твой социализм.

— Перестань, Селия. Это не имеет ровно никакого отношения к глубине моих убеждений. Как и твоих, к слову сказать. Я забочусь о тебе и нашем ребенке. Тебе нужен полный покой.

— Доктор Перринг не так сказал. Он сказал, чтобы я была осторожна и побольше отдыхала. Особенно на том сроке, когда это случилось в прошлый раз. Но до этого еще далеко. Когда подойдет время, я неделю или больше буду лежать в кровати, обещаю тебе. Я выполняю все, что велел доктор, даже сплю днем по два часа. Работа не станет помехой моему режиму. В общем, Оливер, если не хочешь заработать в глазах членов Фабианского общества[5]репутацию старомодного мужа-капиталиста, ты должен меня отпустить.

— Расскажи-ка мне еще раз, какая конкретно деятельность имеется в виду, — взглянув на жену, произнес Оливер.

— Я так и знала, что ты не слушал. Оливер, миссис Пембер Ривз — замечательная женщина. Именно в ее доме была организована женская группа Фабианского общества, Ривз выдвинула программу помощи бедным семьям в Ламбете. И вообще бедным семьям. Это не то что обычная благотворительность — собирать деньги, кормить супом и прочие глупости. У миссис Ривз на все есть свое мнение. Она говорит, что государство обязано осознать свою ответственность, должно четко понять, на что именно оно обрекает бедняков, если не дать им необходимое. А это сносное жилье и возможность обеспечивать семьи, не испытывая постоянного страха перед нищетой и болезнями.

— И как твоя Пембер Ривз собирается это сделать?

— Ну, рассказать в подробном, составленном на основании точных данных отчете о том, как губительна нищета, как она развращает людей, показать замкнутый круг, в котором дети, особенно девочки, обречены вести такую же нищенскую жизнь, как и их матери. Только так можно убедить государство удовлетворить их основные человеческие потребности. И обеспечить гражданские права, такие как приличные условия жизни и возможность, особенно женщинам, самим эти условия улучшать.

— А это имеет какое-то отношение к другой, столь дорогой Фабианскому обществу идее — предоставить женщинам избирательные права?

— Нет, почти никакого. Или весьма косвенное. Конечно, это меня тоже волнует. Но я не собираюсь устраивать демонстрации, привязывать себя к садовым оградам и тому подобное, иначе ты и вправду меня запрешь.

— Верно.

— Думаю, что могу быть полезна. Знаешь ли ты, Оливер, что в двух милях отсюда большие семьи живут меньше чем на фунт в неделю, в помещениях, каждое из которых по площади в четыре раза меньше вот этой комнаты. А матери, порядочные, умные женщины, не в состоянии обеспечить своим семьям мало-мальски приемлемую жизнь. Уровень детской смертности страшно высок, и не потому, что матери невежественны или равнодушны, а потому, что им не хватает средств. Им не хватает еды, одежды, и, естественно, нет возможности отдохнуть и восстановить силы. Положение не улучшится до тех пор, пока они не получат все необходимое. По праву. Если план миссис Пембер Ривз принесет плоды, у этих женщин появится надежда. И я собираюсь помочь ей.

— Да, тебя, я вижу, не остановишь, — вздохнул Оливер. — Мне никогда не удавалось удерживать тебя от чего-либо. Даже, — сказал он с тенью улыбки, — от брака со мной.

— Не понимаю, Оливер, чего ты так боишься? — нетерпеливо спросила Селия. — Ну что тут для меня вредного?

— Я боюсь двух вещей, — взглянув на нее, начал Оливер. — Во-первых, ты можешь причинить вред и себе, и ребенку. А во-вторых… — Тут он на миг умолк и вновь, как будто нехотя, улыбнулся: — А во-вторых, боюсь, в один прекрасный день ты заявишься домой вместе с парой таких семей и сообщишь мне о том, что отныне они будут жить вместе с нами.

— Не дурачься, — покачала головой Селия, — нам категорически запрещено проявлять любое личное участие. Иначе меня просто исключат из Фабианского общества. Не стоит об этом беспокоиться.

ММ шла по короткому переходу со станции подземки к своему дому. Она была погружена не столько в свои мысли, сколько в финансовые проблемы. У ММ были выдающиеся способности к выполнению математических операций в уме, она могла удерживать в памяти три-четыре колонки чисел, складывать их, вычитать, высчитывать проценты. Это было для нее не только подспорьем в работе, но и удовольствием, почти отдыхом. Как некоторые люди перед сном или на прогулке мысленно читают стихи, так ММ забавлялась числами. Правда, сегодня она не забавлялась — она подсчитывала объем прибыли, которую Литтоны получили от продажи трех новых томов «Биографики». Их нужно было продавать дороже, чем поначалу планировалось. Услуги книжного клуба и библиотечные скидки, новые обложки по задуманной схеме для Центральной книжной палаты, повышение расценок на переплетные работы — все это означало, что серия должна выходить по цене не меньше шести шиллингов за том. Теперь все шло к тому, что придется продавать книги по шесть шиллингов и шесть пенсов, а это уже дороговато для дешевой библиотеки качественных книг. И все равно выручка с одного тома составляет всего полкроны. Значит, при тираже в пять тысяч экземпляров издательство выручит чуть больше тысячи фунтов. Явно недостаточно. Но…

— Что это такая милашка делает одна на улице в такое время? Да еще в такой темной аллее? А? — (ММ не произнесла ни слова в ответ, просто замерла на месте.) — Хочешь смыться по-тихому? Не получится!

Ее схватили чьи-то сильные руки. Одна легла ей на плечи, другая сзади на шею.

— А теперь пошли. Сюда, вот так, хорошо, идем дальше. Нет-нет, не пытайся меня укусить. Черт, где же дорога?

Они почти дошли до уличного фонаря в конце проулка. Рука мужчины скользнула вниз к ее груди.

— Очень славно, просто чудненько. Мне не терпится увидеть больше. Просто не терпится. Эй, я сказал не кусаться! Я жутко злюсь, когда меня кусают или царапают, так что не вздумай делать ни то ни другое.

ММ быстро повернулась и оказалась под фонарем лицом к лицу с мужчиной. Твердо очерченный овал, сильная челюсть и широкий рот, темные вьющиеся волосы, густые черные брови и глубоко посаженные, очень темные глаза. И эти глаза улыбались — весьма самоуверенно.