Читать книгу "Первые шаги в жизни - Оноре де Бальзак"

— А куда вы ваши сокровища дели? — спросил дядюшка Леже.

— Видите ли, у них там нет ни государственной ренты, ни государственного банка, поэтому пришлось держать денежки при себе на греческом паруснике, который был захвачен самим капудан-пашой! Меня в Смирне чуть не посадили живьем на кол. Ей-богу, если бы не господин де Ривьер — наш посланник, который находился там, меня бы приняли за сообщника Али-паши. Говоря по совести, я спас только свою голову, а десять тысяч таларов, тысяча червонцев, оружие — все пошло в прожорливую пасть капудан-паши. Положение мое было тем труднее, что этот капудан-паша оказался не кто иной, как сам Хозрев. Его, подлеца, после полученной им взбучки, назначили на эту должность, которая во Франции соответствует адмиралу.

— Так ведь он же как будто был в кавалерии? — заметил дядюшка Леже, внимательно следивший за рассказом.

— Из ваших слов видно, как мало знают Восток в департаменте Сены-и-Уазы! — воскликнул Жорж. — Турки, сударь, таковы: вы фермер, падишах назначает вас маршалом; если ему не понравится, как вы справляетесь со своими обязанностями, пеняйте на себя, вам не сносить головы. Это их способ сменять чиновников. Садовник делается префектом, а премьер-министр простым чаушем.[29]В Оттоманской империи не знают, что такое продвижение по службе и иерархия! Из кавалериста Хозрев превратился в моряка. Султан Махмуд приказал ему захватить Али на море, и он действительно покончил с ним, но с помощью англичан. Они, канальи, на этом хорошо заработали! Они наложили свою лапу на его сокровища. Хозрев узнал меня, он еще не позабыл уроков верховой езды, которые я ему преподал. Сами понимаете, песенка моя была спета; хорошо еще, что мне пришло в голову заявить, что я француз и состою при господине де Ривьере в трубадурах. Посланник был рад случаю показать свою власть и потребовал моего освобождения. У турок есть одна хорошая черта, им так же просто отпустить вас на волю, как и отсечь вам голову; что то, что другое — им все равно Французский консул, очаровательный человек, друг Хозрева, приказал вернуть мне две тысячи таларов; и, должен сказать, имя его навсегда сохранится у меня в сердце…

— А как его звали? — поинтересовался г-н де Серизи.

На лице г-на де Серизи отразилось удивление, когда Жорж назвал фамилию одного из самых наших известных генеральных консулов, действительно находившегося в то время в Смирне.

— Между прочим, я присутствовал при казни смирнского градоправителя, которого падишах приказал Хозреву обезглавить. В жизнь свою не видел ничего любопытнее, а я видал всякие виды. Я вам расскажу потом, за завтраком. Из Смирны я поехал в Испанию, узнав, что там революция. Я отправился прямо к Мине, который взял меня к себе в адъютанты и дал чин полковника. Я дрался за дело конституции, но оно обречено на гибель, так как на этих днях наши войска вступят в Испанию.

— И вы французский офицер? — строго сказал граф де Серизи. — Не слишком ли вы полагаетесь на молчание своих слушателей?

— Но здесь же нет доносчиков, — возразил Жорж.

— Вы, видно, позабыли, полковник Жорж, — сказал граф, — что как раз сейчас в суде пэров разбирается дело о заговоре, и поэтому правительство особенно строго к военным, которые поднимают оружие против родины и завязывают сношения с иностранцами с целью свергнуть наших законных государей…

При этой суровой отповеди художник покраснел До ушей и посмотрел на Мистигри, который тоже как будто смутился.

— Ну, а дальше что? — спросил дядюшка Леже.

— Если бы я, например, был чиновником, — ответил граф, — мой долг был бы вызвать в Пьерфите полицейских и арестовать адъютанта генерала Мины,[30]а всех пассажиров, что были в карете, привлечь в качестве свидетелей.

Жорж сразу приумолк от этих слов, тем более что «кукушка» как раз подъезжала к полицейскому посту, над которым белый флаг, по классическому выражению, развевался по воле зефира.

— У вас слишком много орденов, вы не позволите себе такую подлость, — сказал Оскар.

— Мы его сейчас опять разыграем, — шепнул Жорж Оскару.

— Полковник! — воскликнул дядюшка Леже, встревоженный резкими словами графа де Серизи и желавший переменить разговор. — Как обрабатывают землю жители тех краев, где вы побывали? Какое у них хозяйство — многополье?

— Прежде всего, почтеннейший, понимаете, с сельским хозяйством у них дело табак, слишком уж много табаку они курят, все хозяйство прокурили. Им уж не до того, чтобы почву удобрить, им только бы чиновников задобрить.

Граф не мог не улыбнуться. Эта улыбка успокоила рассказчика.

— Их способ обработки почвы покажется вам очень странным. Они ее вовсе не обрабатывают, это и есть их способ обработки. Что турки, что греки — все питаются луком да рисом… Они добывают опиум из мака, что очень выгодно; кроме того, у них есть табак, который растет сам по себе, знаменитый табак! А потом финики! Куча всяких сластей, растущих в диком виде. В этой стране масса всевозможных источников торговли. В Смирне ткут ковры, и недорогие.

— Но, ведь ковры-то из шерсти, — заметил Леже, — а где шерсть, там и овцы, а для овец нужны пастбища, фермы, полевые культуры.

— Верно, там что-нибудь в этом роде и есть, — ответил Жорж. — Но, во-первых, рис растет в воде; а затем я все время был на побережье и видел только край, разоренный войной. Кроме того, я питаю глубочайшее отвращение к статистике.

— А как там с налогами? — поинтересовался дядюшка Леже.

— О, налоги там тяжелые. У них отбирают все до последней нитки, но что останется — то оставляют им. Египетский паша был до того поражен преимуществами этой системы, что уже собирался перестроить все свое налоговое управление на этот лад, когда я с ним расстался.

— Как же это так? — удивился дядюшка Леже, окончательно сбитый с толку.

— Как? — отозвался Жорж. — Да очень просто. Особые чиновники отбирают урожай, а феллахам оставляют только на прожиток. При такой системе нет ни бюрократии, ни бумажной волокиты, этого бича Франции. Так вот и делается!..

— Но с какой же стати? — недоумевал фермер.

— Это страна деспотизма, вот вам и весь сказ! Разве вы не знаете прекрасное определение деспотизма, данное Монтескье: «Как дикарь, он подрубает дерево у корня, чтобы сорвать плоды…»

— И нас хотят вернуть к тому же! — воскликнул Мистигри. — Но блудливой корове бог ног не дает.

— И этого добьются, — воскликнул граф де Серизи, — и землевладельцы поступят правильно, если распродадут свои владения. Господин Шиннер несомненно видел в Италии, как быстро возвращаются там к прежнему.

— Corpo di Bacco![31]Папа ловко обделывает свои дела, — сказал Шиннер. — Но таковы итальянцы. Уж очень покладистый народ. Только бы им не мешали понемножку грабить путешественников на большой дороге, они и довольны.