Читать книгу "Первые шаги в жизни - Оноре де Бальзак"

— А были вы бунчужным пашой?[24]Сколько у вас хвостов было? — спросил Мистигри.

— Неужели вы не знаете, — ответил Жорж, — что пашой может сделать только султан? Мой же друг Али, — а мы с ним были такими друзьями, что водой не разольешь, — восстал против падишаха! Не знаю, известно ли вам, что по-настоящему повелитель правоверных называется падишахом, а не султаном. Не воображайте, что гарем это что-то особенное: это вроде стада коз. Тамошние женщины очень глупы, гризетки из «Хижины»[25]на Монпарнасе мне во сто раз милей.

— Они поближе, — заметил граф де Серизи.

— Одалиски не знают ни слова по-французски, а чтобы поладить, нужно знать язык. Али подарил мне пять законных жен и десять наложниц. В Янине это сущие пустяки. Видите ли, на Востоке любить своих жен считается очень дурным тоном У них жены самое обычное дело, все равно что у нас сочинения Вольтера или Руссо; ну, кто из нас заглядывает в Вольтера или Руссо? Никто. А вот ревновать считается там хорошим тоном. По их закону, жену при малейшем подозрении зашивают в мешок и бросают в море.

— И вы их тоже бросали? — спросил фермер.

— Я? Ну, что вы, я же француз! Я предпочитал любить их.

Тут Жорж лихо закрутил усы и устремил вдаль мечтательный взгляд. Тем временем въехали в деревню Сен-Дени, и Пьеротен остановился у ворот харчевни, знаменитой своими слоеными пирожками; здесь седоки обычно делают привал. Граф, заинтригованный правдоподобными деталями, которые Жорж пересыпал шутками, тут же влез обратно в карету, достал из-под сиденья портфель — так как со слов Пьеротена знал, что загадочный пассажир положил его туда, — и прочитал на нем позолоченную надпись: «Александр Кроттá, нотариус». Граф позволил себе открыть портфель, ибо с полным основанием предполагал, что дядюшка Леже также полюбопытствует заглянуть туда. Он вынул купчую на ферму Мулино, сложил ее, убрал в боковой карман сюртука и вернулся к прочим пассажирам.

— Значит, Жорж всего-навсего младший клерк нотариуса Кроттá, которого он послал вместо своего старшего клерка. Остается только поздравить его патрона с таким помощникам, — пробормотал граф.

По почтительному виду дядюшки Леже и Оскара Жорж понял, что нашел в них восторженных слушателей; он, разумеется, решил поразить их своим великолепием, угостив пирожками и стаканчиком аликантского вина, а заодно и Мистигри с его патроном, причем воспользовался случаем, чтобы узнать, кто они такие.

— Я, сударь, не принадлежу к столь знатному роду, как вы, и не возвращаюсь из армии, — сказал художник.

Граф, поторопившийся вернуться в харчевню, чтобы не возбудить подозрений, подоспел как раз к концу его ответа.

— …я всего-навсего бедный художник и недавно вернулся из Рима, куда ездил на казенный кошт, так как пять лет назад получил первую премию.[26]Моя фамилия Шиннер.

— Послушайте, почтеннейший, можно предложить вам стаканчик аликантского и пирожок? — обратился Жорж к графу.

— Благодарю вас, — ответил граф, — я никогда не выхожу из дому, не выпив чашки кофея со сливками.

— А между завтраком и обедом вы ничего не перехватываете? Какие у вас старозаветные мещанские привычки, — сказал Жорж. — Когда он врал насчет своих орденов, я не думал, что он такой мямля, — шепнул он художнику, — но мы опять заведем с этим свечным торговцем разговор об орденах.

— Ну, а вы, молодой человек, — обратился он к Оскару, — опрокиньте уж и тот стаканчик, что я налил нашему лавочнику. Усы лучше расти будут.

Оскару хотелось показать, что он мужчина; он выпил второй стаканчик и съел еще три пирожка.

— Славное винцо, — сказал дядюшка Леже и прищелкнул языком.

— Оно потому такое хорошее, что из Берси![27]— ответил Жорж. — Я бывал в Аликанте, и надо вам сказать, что тамошнее вино так же похоже на это, как я на ветряную мельницу. Наши искусственные вина куда лучше натуральных. Ну-ка, Пьеротен, прошу, стаканчик… Эх, жалко, что у вас лошадки непьющие, а то бы они нас мигом домчали.

— Что их поить, у меня одна лошадь и без сивухи сивая, — ответил Пьеротен.

Оскару эта незамысловатая шутка показалась верхом остроумия.

— Трогай!

Этот возглас Пьеротена, сопровождавшийся щелканьем бича, раздался, когда все пассажиры втиснулись на свои места.

Было одиннадцать часов. Погода, с утра немного пасмурная, прояснилась, ветер разогнал тучи, местами уже проглядывало голубое небо; и когда карета Пьеротена покатила по дороге, узенькой ленточкой соединяющей Сен-Дени с Пьерфитом, последние обрывки тумана, прозрачной дымкой обволакивавшие это знаменитое своими видами местечко, растаяли на солнце.

— Ну, а почему же вы разлучились с вашим другом пашой? — спросил Жоржа дядюшка Леже.

— Он был большой чудак, — ответил Жорж с очень таинственным видом. — Можете себе представить, он сделал меня начальником кавалерии. Отлично!..

— Ага, вот почему он при шпорах! — решил простоватый Оскар.

— В ту пору, когда я был там, Али-паше пришлось расправляться с Хозревам-пашой,[28]тоже скажу я вам — фрукт! Вы его здесь называете Шореф, а по-турецки его имя произносится Косере. Вы, верно, в свое время читали в газетах, что старик Али разбил Хозрева, и разбил наголову. Ну так вот, не будь меня, Али-паша погиб бы несколько раньше. Я был на правом фланге, вдруг вижу, что старый хитрец Хозрев прорвал наш центр… Да еще как, неожиданным прекрасным маневром в духе Мюрата. Отлично! Я выждал минуту и стремительным натиском разрезал пополам колонну Хозрева, которая прорвалась вперед и осталась без прикрытия. Вы понимаете… Ну, после этого дела Али меня расцеловал.

— А это на Востоке принято? — насмешливо спросил граф де Серизи.

— Это, сударь, повсюду принято, — вставил художник.

— Мы гнали Хозрева тридцать лье в глубь страны… Как на охоте, право! — продолжал Жорж. — Турки лихие наездники Али задарил меня-ятаганы, ружья, сабли!.. Бери — не хочу! По возвращении в столицу этот чертов чудак сделал мне предложение, которое пришлось мне совсем не по вкусу. Когда этим восточным людям что на ум взбредет, с ними не сговоришься… Али хотел сделать меня своим любимцем, своим наследником; я был по горло сыт этой жизнью; Али-паша Тепеленский восстал против Порты, а я счел благоразумным не портить своих отношений с Портой и удалиться. Но надо отдать справедливость Али-паше, он осыпал меня подарками. Он дал мне бриллианты, десять тысяч таларов, тысячу червонцев, очаровательную гречанку в подруги, мальчика арнаута в грумы и арабского скакуна. Что там ни говорите, Али, Янинский паша, натура загадочная, он ждет своего историка. Только на Востоке встретишь еще таких твердых, как кремень, людей, которые могут двадцать лет жизни потратить на то, чтобы в одно прекрасное утро отомстить за давнишнюю обиду. Я никогда не видел такой красивой белой бороды, как у него, лицо у него было суровое, жестокое…