Читать книгу "СМЕРШ «попаданцев». «Зачистка» истории - Александр Конторович"

В результате Дядя Саша отдал приказ готовить новый отряд, численностью до батальона, снова напрягая штаб вечной проблемой – где же людей на все набрать?! Производственников в который раз напрягли заданием увеличить выпуск боеприпасов. Они поворчали, как водится, но задание к исполнению приняли, тем более, что такой спешки, как в прошлом году, не предвиделось.

К последним числам ноября формирование сводного батальона завершилось, караван с припасами и амуницией тоже уже почти готов, оставалось дать команду к выдвижению.

Осень 1795 года. НПЦ «Дакота»

Динго

На очередном совещании всплыл вопрос об организации полноценных органов охраны порядка. Время показало, что система военных патрулей и дружинников из поселенцев себя не оправдывает. Народу стало слишком много, и необходимость в специально назначенных для этого людях проявлялась все явственней. Из всех попаданцев только один человек имел отношение к полиции – Салли Боунс, супруга Котозавра. Вот ее и пригласили на заседание, где огорошили предложением стать главментом. После недолгих вялых возражений Рыжая согласилась начать службу начальником полиции долины Дакота. С перспективой стать министром внутренних дел всей Калифорнийской Директории. Тем более, что их с Котом ребенок уже подрос и должен был отправляться в детский сад со всей трехлетней малышней.

Появившись в долине через несколько дней, Салли рьяно взялась за дело. Из числа дружинников она отобрала себе четверых помощников. После долгих переговоров по телеграфу с Дядей Сашей выцыганила одного из сержантов в учебном батальоне. Наконец насела на Империалиста с требованием построить отдельное здание для полицейского участка со всеми атрибутами: кабинетом начальника, дежуркой, изолятором и т. д.

Целый месяц она натаскивала своих ребят, особенно бывшего сержанта, которому предстояло возглавить отделение в форте «Ломоносов». И, наконец, «ведомство Рыжей Салли» приступило к работе. Разумеется, от такой помощи, как дружинники, никто не отказывался, однако теперь они превратились в отряд содействия полиции. Зато реакция на попытку одного недоумка спереть штангенциркуль из ломоносовского механического цеха и загнать его приезжим купцам была молниеносной. Похитителя взяли с поличным и, после того как он отсидел пару дней «в холодной», мне как главе гражданской администрации обоих фортов пришлось выступить в роли судьи. Впрочем, процесс был недолгим. Вердикт – штраф и депортация. Правда, штрафовать этого гаврика было не на что, он не проработал на калифорнийской территории и трех месяцев, так что сбережений не имел. Остатки его зарплаты ушли на то, чтобы оплатить проезд до ближайшего порта на корабле того купца, которому незадачливый воришка и собирался сбыть спертый штангель.

Как раз к этому времени у нас определилось некое подобие уголовно-административного кодекса. Видов наказаний было четыре: штраф, исправительные работы (уборка территории, ассенизация, всякие вспомогательные задачи), каторга на отходах рудников и депортация. Последняя применялась в двух вариантах: мягком, на проходящем корабле, как с тем незадачливым воришкой, и жестком. В этом случае провинившегося сопровождали под конвоем за пределы восточных границ наших владений, вручали кремневое ружье с порохом и пулями на пять выстрелов, нож, топор, а также мешок с продуктами на несколько дней. И вперед, на восток. Дойдешь до цивилизованных мест – повезло, нет, что ж – твой скальп призовой. Этому наказанию за последние несколько лет подвергли всего нескольких поселенцев, за убийство и попытки оного, а также за изнасилование. По сведениям нашей разведки, до территории США никто из них не дошел.

Первые два вида наказания – штраф и исправительные работы до пятнадцати суток – выписывались полицейскими прямо на месте в административном порядке, по факту, так сказать. Их можно было «отхватить» за пьяный дебош, хулиганство, стрельбу не по делу, разумеется, без жертв и пострадавших, иначе грозила совсем другая статья. Все остальное назначалось в судебном порядке. Кстати, несмотря на практически поголовное вооружение полноправных граждан Калифорнии, насчет оружия действовали строгие правила. У нас не Дикий Запад, так что не прав считался тот, кто первым схватился за ствол. И в баре ввели своеобразную норму: можно выпить, не сдавая оружия, кружку пива, рюмку вина или до пятидесяти граммов крепкого алкоголя. А если хочется большего – пожалуйте сдавать пистолеты в камеру хранения.

Осень 1795 года. НПЦ «Дакота»

Зануда

Кого я вижу?! Точнее, что? Чужой, в смысле, не мой, а, вспомнил, незнакомый потолок! Ну естественно незнакомый – в госпитале лежать мне пока еще не приходилось. Да и в этот раз, надеюсь, не придется. Так, надышался растворителя, прочихаюсь, просплюсь и буду как пепино[11]. В смысле, свежий и упругий, а не зеленый и в пупырышках. Но спорить с санитарами сил нет. Да и не хочется. Так прикольно – ты лежишь, а они тебя несут. Плохо только – растрясли так, что даже койка кажется качающейся. И вообще у меня теперь морская болезнь.

О, явление второе. Наш главный Эскулап, Гиппократ и Парацельс в одном флаконе. А также Пирогов и Вишневский. Белый халат развевается, как плащ с кровавым подбоем, за спиной студенты-ассистенты, некоторые очень даже ничего. Студентки, разумеется. И ассистентки. И пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает! Только вот я не на лихом коне, а на больничной койке, с лица бледный и поцарапанный. Ох, тошно мне, тошно.

Да, доктор. Эксперимент, который мы проводили, настолько секретен, что я даже не знаю, в чем он заключается. Шутка. Знаю, конечно же. Это идея Хорхе – использовать бензол. Нет, не чистый, но мы не учли, что ацетон выкипает значительно быстрее и после нескольких циклов остается почти чистый бензол. Ну ты помнишь – Кеккуле увидел его формулу во сне. Почему не важно? Врач должен внимательно выслушать все, что говорит больной. Хорошо, продолжаю не отвлекаясь. Значит, остался бензол. И пироксилиновый студень. И бензол взрывообразно вскипел. Он, собака такая, это любит. Аппарат лопнул, все разлетелось по сторонам, мы попадали на пол и медленно, не создавая паники, поползли в сторону кладбища. Шучу, шучу. Кроме бензола могут быть еще камфора, нитроглицерин… Да спросите у Хорхе. Без сознания? Ну да, он же ближе стоял. Ой, так ведь ему и сильнее досталось. Доктор, пойдем быстрее к нему. Вы идите, не задерживайтесь, я вас догоню. Ну зачем ты меня укладываешь? Ты мне встать помоги. Что значит «лежать»? Да ты знаешь, с кем разговариваешь? Я – Директор, член Совета Тридцати. Если бы у меня голова не кружилась, я бы тебя своими руками уделал! Да! И уделаю, только в себя приду. Ох, тошно мне, тошно…

Через несколько часов я уже мог трезво оценить и внятно описать свое состояние, да вот только никто меня об этом не спрашивал. Камрад Шоно заглянул на минуту, сказал, что Хорхе жив и, скорее всего, жить будет, а мне достаточно отлежаться – продышаться. Прописал, однако, какую-то микстуру для быстрейшего восстановления. Предлагал врачебный пост, но я отказался – врачи нужны тяжело больным и раненым, а мне вполне хватит медбрата. Эх, как вспомню, что наговорил ему сгоряча…