Читать книгу "Я здесь, чтобы убивать - Велик Нор"

после смерти, а связь с семьёй Савитус останется навсегда, ― отметил Ласк веско.

Бесс задумался. У него не было и шанса на поимку дворянина в месте, которое он только начал узнавать. Однако Женевьева могла бы помочь ученику. Она оказалась бы в восторге от возможности выполнить стоящую миссию. Вот только по какой-то причине Бесс доверял своему Учителю даже меньше, чем этому сшивателю.

― И какой глаз ты хочешь? ― спросил он.

Ласк взбудораженно выпрямился, урезонив свой порыв, ответил сдержанно:

― Какой тебе будет угодно.

Поднявшись с кресла, он достал из письменного стола шкатулку и принёс гостю. Деревянный простенький с виду резной ларец оказался раскрыт. Внутри в бархатном ложе лежали нож, гнутая игла и катушка с нитью. От инструментов исходила мистическая тянущая аура.

― Сделаем это здесь и сейчас, ― подтолкнул Ласк и вытащил нож, протягивая Бессу.

На ближайшей стене висело овальное зеркало. Также хозяин дал гостю обезболивающее. Он полностью подготовился и в нетерпении ёрзал, пока Бесс, сжимая рукоять ножа, приближался к зеркалу. Он увидел собственное отражение. Хмурый взгляд и карие глаза, один из которых так жаждал получить сшиватель. И что в них было такого особенного?

Долго не мешкая, чтобы не пойти на попятную, левой рукой Бесс оттянул нижнее веко и погрузил лезвие ножа под глазное яблоко. Обезболивающее сработало, и он не чувствовал ничего кроме лёгкой щекотки. Необычно выковыривать собственный глаз. Брызнула кровь, растекаясь по щеке, когда он рассёк мышцы. Теперь Бесс видел мир только наполовину. Веко провалилось внутрь.

Когда он обернулся, то заметил, что Ласк также избавился от правого глаза и приготовил иголку с нитью. Сшиватель подошёл к Бессу и бережно забрал у того яблоко, вложил в образовавшуюся в черепе пустоту и воткнул в глаз иглу. Магический предмет завибрировал, став прозрачным. Нить зашевелилась, оживившись, и самостоятельно пришила орган. Чужой глаз теперь выглядел как родной. Только кусочек нити торчал под ресницами. Его нельзя было окончательно убрать.

Ласк широко улыбнулся, оборачиваясь.

― Невероятно, ― выдохнул он. ― Как и ожидалось, в тебе столько воли. Я чувствую, как она растекается по моему телу.

Вытянувшись, Ласк встрепенулся, и положил руку Бессу на плечо.

― Если хочешь, могу помочь тебе умереть. Так твоя смерть не пойдёт в зачёт другому Убийце. Да и глазница скоро зверски заболит.

Когда подобные вещи превратились в его обыденность? На Бесса глядел его собственный глаз в чужой голове. Точно ли это был не бредовый сон? Он захотел убедиться.

Вытащив кинжал, Бесс замахнулся, как будто в попытке прирезать Савитуса, и ощутил лезвие, глубоко и нежно вонзившееся в его сердце. Последнее, что он успел увидеть ― карий цвет, что стремительно расплывался в коричневое пятно. Последнее, что успел услышать ― ласковые прощальные слова: «До новой встречи».

Очнувшись ровно в том же месте в том же сосновом гробу, Бесс быстро выбрался наружу и отряхнулся. Как и обещал сшиватель, пустота в глазнице заполнилась, словно ничего и не случилось. Он снова видел мир во всей его полноте, включая новую эпитафию.

«Здесь лежит тот, кто не оставлял места для сожалений».

Бесс покачал головой. Неужели все эпитафии должны быть мрачными и наводящими тоску? Смотритель не встретил его на этот раз. Может присутствие старика полагалось только «свежим трупам». Бесс направился к порталу и вскоре переступал порог «Танцующих русалок». Это было излюбленное место их с Учителем встреч.

Женевьева привычно отвлеклась от книги при звуке знакомых шагов и посмотрела на Бесса. Её лицо вытянулось, а с губ сорвались слова:

― Жнец тебя забери, Бесс! Что ты с собой сотворил?

Подобная реакция огорошила. Он повернулся к первому попавшемуся стеклу и увидел в отражении широкого пивного стакана яркий фиолетовый глаз.

[7]

Выяснилось, что при сшивании с Проклятыми происходил обмен частей тел с одной только разницей: у Убийц все органы вырастали как родные, без швов. Но и это было ещё не всё. Фиолетовые глаза являлись отличительной особенностью рода Савитус столь древнего и влиятельного, что только случай мог поставить отпрыска рода под удар. Вот почему глаза Ласка были завязаны при перевозке.

― Только кретин станет ловить кого-то из Савитусов и неважно, какова награда за его поимку, ― заметила Женевьева. ― Возможно этот Убийца был призванным как ты и потому не знал, кого пленил. Либо у него был зуб на Савитусов, ― она вздохнула. ― В любом случае у тебя осталось ещё меньше жизней, Бесс, и ты больше не можешь избегать убийств.

Он и сам это прекрасно понимал, но пока был слишком поглощён ощущением, что давал чужой глаз. Как будто в его тело перешла частичка Ласка. Яркий цвет радужки сбивал с толку каждый раз, когда Бесс смотрел в зеркало. Фиолетовый самоуверенный блеск делал правую сторону его лица благороднее и разглаживал хмурые черты. Полный образ Бесса становился противоречивым, как если бы столкнулись две бури, сомкнувшись в одну. Он действительно поменялся частями тела с человеком, которого едва знал.

Из иных перемен: однёрки стали иначе на него реагировать. Словно Бесс стал наполовину Савитусом. Розавины чуть не лишились чувств, когда увидели его изменившийся облик. Уважение по отношению к непрошенному постояльцу в их доме стало не вымученным, а настоящим.

Однако Женевьева сразу предупредила, что Убийцы с особенной агрессией относятся к тем, кто связывается со сшивателями. А ему это даже не укрыть, если только начать носить повязку на глаз.

― Сшиватели ― пиявки, существующие за наш счёт, ― сурово изрекла она. ― Только такой псих как ты мог добровольно пожертвовать свой глаз. И почему я вообще удивляюсь?

Женевьева не постигала ценности жизни, теперь он это видел ясно и утвердился в своём решении нарушить их контракт.

Чтобы узнать больше о юридическом весе подобных контрактов, Бесс снова посетил ратушу. Он подошёл к служащей в холле. Та подняла на посетителя скучающий взор в молчаливом ожидании вопроса. Было открыв рот, он сразу же сомкнул губы, когда заметил женщину с левым полуслепым глазом, что просто прошла мимо него. Бесс резко обернулся ей вслед и окликнул:

― Ты! Знаешь меня?

Женщина остановилась. Эта несгибаемость осанки и суровость лица были уже знакомы Бессу. Отчего-то у женщины эти черты выглядели даже жёстче. На мгновение их взгляды пересеклись. Затем на её губах возникла ухмылка. В этот момент Бесс осознал, что