Читать книгу "Русские крестьянские ремесла и промыслы - Леонид Васильевич Беловинский"

рваная. В раннем детстве довелось мне увидеть углежогов в вятской тайге. До сих пор помню.

Жгли уголь в куренях – на особых участках прямо в лесу. Выбранную полянку тщательно перекапывали, выбирая корни и камни, и выравнивали. Такая площадка называлась майдан. Площадка эта к центру немного понижалась, и от центра за ее пределы в землю закапывали деревянную трубу. Конец трубы уходил в яму и под него ставили бочку. Затем рубили лес на двухметровые поленья – швырок. Лучше, конечно, была бы береза – из нее самый лучший уголь выходит. Хороши также дуб и вяз, да слишком дорог уголек получится. Вообще, чем плотнее древесина, тем лучше уголь. Хорош уголь из крушины, да сколько его выжжешь из этого полукустарника? Так уж, на самые важные работы. Ну а в основном в России, конечно, пускали на углежжение малоценные ель да пихту.

Рис. 3. Угольная куча

Поленья укладывали в огромные кучи. Укладывали не как попало, а в строгом порядке. Или ставили вертикально, с небольшим наклоном, «костром», или укладывали горизонтально, в неравнобокую гору, так что один скат был пологий, а другой крутой. Чаще укладывали «костром». Предварительно в центре кучи ставили деревянную трубу, и вокруг нее устанавливали трехаршинные поленья. Промежутки между ними заполняли разным лесным сором – сучками, хвоей: чтобы куча была плотной. Затем кучу засыпали землей и покрывали дерном, травой книзу: устраивали «чепец». В нижней части чепца в дерне были небольшие окна, продухи. А затем оставалось только через вертикальную трубу запалить кучу изнутри. Воздух поступал через продухи и дрова загорались. Но гореть они как раз не должны, иначе углей не получишь. Они должны тлеть без доступа кислорода. Это называется – сухая перегонка древесины. Поэтому, как только из трубы пошел синий дым, продухи, или пазушины, засыпали землей. Сырые дрова теперь тлели, и из кучи валил тяжелый грязно-желтый дым, с большим количеством угарного газа.

Жигалям оставалось только следить за дымом: если уж очень сырой, тяжелый и желтый идет – откроют продухи в чепце. Чуть дым полегче стал, посинел – засыпают. И так сутки за сутками, ни на час не отходя от куреня. А чтобы не было соблазна уйти надолго в деревню, запоздать к тяжелой и опасной работе, жили здесь же, в землянке-зимовье (уголь жгли в основном зимой: ведь занимались этим делом только крестьяне, а летом они заняты в поле да на покосе). Соснут часок-другой, снегом оботрутся, и снова к куче. Опасной эта работа была потому, что приходилось чепец и сверху немного раскрывать, забираясь на кучу: ухнешь туда, и амба: костей не найдут!

Куча горела примерно две недели. Когда, наконец, из нее начинал подниматься вверх легкий синеватый дымок, считалось, что выжиг окончен. Приходилось опираться только на опыт да на чутье. Кучу ведь не раскроешь и уголь для проверки из нее не достанешь: все сгорит. Затем еще неделю куча остывала. Только после этого можно было развалить сильно осевшую, уменьшившуюся кучу. Уголь разбирали по размерам кусков: чем крупнее, тем лучше. Ссыпали его в корзины, отправляли на заводы, а сами снова рубили дрова и складывали новую кучу. И опять тянулись бессонные ночи.

Выше говорилось, что площадка майдана слегка понижалась к центру, и от него наклонно, выходя за пределы майдана, вкапывалась деревянная труба, конец которой выходил в яму, и под эту трубу подставляли бочку. Для чего? Для побочных продуктов. Если жгли березу, то из нее на землю вытекал деготь, и, собираясь в пониженном центре майдана, по трубе стекал в бочку. Если жгли хвойные породы, точно так же стекала смола, да еще сверху смолы натекало немного древесно-уксусной кислоты, которая продавалась в аптеки. Вот и дополнительный доход.

Как видим, использовалось при углежжении все: и дрова, и лесные остатки. И на выходе получали все: и уголь, и смолу или деготь, и кислоту. Крестьянское промысловое хозяйство было безотходным и в высшей степени экономичным, хотя и ой каким трудоемким, тяжелым.

Сбор живицы

Крестьянское хозяйство было безотходным. Ведь в крестьянских наделах лесов не было, разве что только дрянной дровяной лесишко, и древесину приходилось покупать. Правда, до отмены крепостного права помещики давали своим мужикам лес на хозяйственные нужды бесплатно (ведь мужики были их собственностью, и чем исправнее жил крестьянин, тем больше дохода мог с него получить его владелец), но большей частью помещики сами не слишком были богаты лесом. А у кого леса были, те чаще всего продавали их купцам на сруб: так было проще и быстрее получить крупный куш. Только государственное и удельное ведомства предоставляли своим крестьянам, государственным и удельным, право бесплатного пользования лесами, но опять же лишь в лесных губерниях. А уж после Крестьянской реформы – шалишь! За каждую лесину, а то и за право драть лыки на лапти да собирать хворост на топливо – плати.

А платить крестьянам было как раз и не из чего: крестьянское хозяйство было полунатуральным, и живых денег в нем водилось мало. Поэтому каждая затраченная копейка не только должна была вернуться к хозяйство, но и привести с собой новую денежку: чтобы было на что и хлебушка купить в нехлебородных губерниях, и зелена вина на праздник, и лопнувшую косу у кузнеца сварить, и сработавшийся о жесткую солому серп заменить, и лемеха к сохе наварить, да и подати заодно уж заплатить. А сходило их с мужицкого хозяйства немало, и мирских, и казенных, и оброчных, и выкупных.

Вот эта нужда в деньгах и обусловила безотходность, экономичность крестьянского кустарного хозяйства и использование в нем всего, что можно и что вроде бы нельзя.

Вот купил мужик лес на корню. Хороший лесок, может, смешанный, может – еловый, а лучше всего – сосновый, да красный бы еще, на песках. Наш советский хозяйственник (а постсоветского хозяйственника и вообще нет – есть хищник), конечно, сразу же пригнал бы сюда лесорубов, лес частью срубил, частью так повалил-поломал, «деловую» древесину вывез, остальное бросил на делянке гнить. Да еще и отрапортовал бы о досрочном выполнении плана.

Русский крестьянин, по определению великого знатока русского народа В. И. Ленина, был дикий, темный и забитый. Естественно, о планах социалистического строительства он не слыхивал и о социалистическом соревновании понятия не имел. Поэтому он сначала шел в лес с топором «подсочивать» деревья. По весне, когда начиналось активное сокодвижение, на высоту своего роста он стесывал кору и тончайший поверхностный слой древесины, чтобы вскрыть древесные поры, капилляры, по которым и идут соки. Стесывал вокруг почти всего ствола, оставляя с одной или с двух сторон только узкий «ремень», полоску коры, чтобы дерево все же не засохло. Этой операции