Читать книгу "Кинжал с красной лилией - Жюльетта Бенцони"

Джованетти открыл было рот, чтобы выразить сомнение в этом заключении королевы, но, подумав секунду, предпочел промолчать. Он достаточно изучил Ее Величество и знал, что она неумна, вернее, весьма ограниченна, надменна, вспыльчива, упряма, сварлива, злопамятна... Но при этом ею достаточно легко управлять, если знать, как взяться за дело. Внутренний голос подсказал ему, что не стоит сообщать Марии о ночном визите в посольский дом. Но все-таки он отважился и спросил:

— А Ваше Величество не предполагает, что молодой де Сарранс может быть влюблен? Он, как я знаю, пользуется большим успехом у женского пола.

Маленькой пухлой ручкой королева небрежно отмахнулась от предположения Джованетти.

— Стоит ли об этом думать! Еще одна особа женского пола не должна его испугать. К тому же он получит в свое распоряжение недурное состояние. Чего ему еще надо? Ты, кажется, сказал, что она хорошенькая?

Сьер Филиппо прекрасно знал, что при королеве нельзя хвалить красоту других женщин, и уже сожалел, что назвал Лоренцу обворожительной. Это слово вырвалось у него непроизвольно, и впредь он решил высказывать свое мнение с большей осторожностью.

— Так оно и есть, Ваше Величество, — весьма сдержанно подтвердил он. — Королева будет довольна своей крестницей.

— А-а... король?

Джованетти прекрасно понял, что имела в виду королева, но предпочел изобразить наивную неискушенность.

— И король тоже, я думаю, — сказал он, словно не ведал, каковы аппетиты беарнца.

На самом деле, он и сам задавал себе тот же вопрос, но не решался на него ответить. Да и зачем? Каждому дню — своя забота. Если Генрих удостоит юную флорентийку страстного взора, пусть молодой де Сарранс сам решает, что ему делать. Он выполнил данное ему поручение, и остальное его не касается. Сьер Филиппо вновь вернулся к официальному тону.

— Могу я осведомиться у Ее Величества, на какой день и час будет назначено представление донны Лоренцы... и ее тети? — добавил он поспешно.

— Тети? Что еще за тетя?

— Донна Гонория Даванцатти, сестра отца донны Лоренцы. Она не хороша собой и не любезна, но она единственная родственница вашей крестницы и сочла необходимым сопровождать ее, дабы были соблюдены все приличия. Я не мог отказать ей и привез с собой. Она также без конца повторяла, что жаждет увидеть принцессу, которая носит теперь корону королевы Франции и которой она так восхищалась в юности. Она жаждет выразить вам свою преданность.

— Донна Гонория... Что-то не припоминаю... Ах, да, вспомнила! Она страшна, как смертный грех!

— Осмелюсь сказать, как все смертные грехи вместе взятые. И характер у нее с годами ничуть не смягчился. К моему величайшему сожалению, она настоящий дракон. Думаю, куда свирепее любой испанской дуэньи.

— И при этом она нам предана? — осведомилась Мария с едва заметной улыбкой.

— О своей преданности вам она напомнила мне сотню раз, не меньше.

— Ты хорошо сделал, что взял ее с собой. Ее присмотр за моей крестницей принесет ей только благо. А после свадьбы супруг распорядится ее судьбой по своему желанию. Что касается представления донны Лоренцы, то ты знаешь, что мы даем аудиенцию в конце дня после нашей прогулки и перед ужином. В это время и приходите. А теперь я хочу остаться одна. Но я довольна тобой, сьер Филиппо.

После таких слов полагалось только отвесить поклон и удалиться.

* * *

Овальная гостиная, располагавшаяся неподалеку от покоев королевы, благодаря отсутствию углов и чудесным гобеленам — Мария де Медичи обожала гобелены и вешала их повсюду — была, пожалуй, самой приятной комнатой во дворце. Кроме тех дней, когда устраивались балы, Их Королевские Величества удостаивали в ней аудиенции тех, кого хотели принять не так торжественно и официально, как в тронном зале. После ужина король и королева тоже обычно возвращались в овальную гостиную и играли там в карты. Золото тогда здесь текло рекой.

Сердце Лоренцы затрепетало, когда она, опираясь на руку посла, вошла в овальную гостиную через позолоченные двери с яркой росписью. Наряды присутствующих в гостиной сверкали еще ярче. Она слышала смех и обрывки разговоров, перед глазами у нее мелькал пестрый калейдоскоп, в котором она не могла различить ни отдельных людей, ни лица, наверное, все-таки от волнения, и видела перед собой одну королеву, которая показалась ей совсем непохожей на ту Марию, какую запомнили ее детские глаза... Намного ниже ростом, — но ведь сама Лоренца очень выросла с той поры! — королева в голубом парчовом платье, расшитом жемчугом, выглядела необыкновенно величественно, но при этом была некрасива и непривлекательна. Светлые завитые волосы были уложены высоко надо лбом, на ее очень бледном лице — тяжелый подбородок, голубые глаза навыкате и упрямый рот с тонкими губами. Природа отказала ей не только в изяществе, но и в доброте. Нелегко испытывать привязанность к высокомерному монументу. Мысль о том, что отныне ее судьба в руках этой недоброй и неумной женщины, заставила Лоренцу вздрогнуть. Между тем дворецкий громко провозгласил ее имя, и она медленно двинулась между двух рядов придворных, мгновенно замолчавших и с любопытством уставившихся на вновь прибывшую гостью. От Джованетти не укрылся ее испуг.

— Вы дрожите? — прошептал он, едва шевеля губами. — Вам страшно?

— Да... Нет! Сама не знаю.

— Я вас поддержу, не бойтесь. Пора.

Накануне Джованетти объяснил Лоренце, как она должна себя вести. И вот она низко присела в реверансе и благословила про себя руку, которая поддержала ее и помогла подняться. Теперь ей предстояло упасть перед Ее Величеством ниц и поцеловать подол ее платья. В тишине, нарушаемой лишь едва слышным шепотом, Лоренца медленно двигалась вперед, чувствуя себя, будто в кошмарном сне. Сьер Филиппо отпустил ее, и она уже приложилась губами к тяжелому подолу с жемчужинами, когда вдруг услышала громкий веселый голос, говорящий с заметным акцентом:

— Черт меня побери! Это, я думаю, ваша крестница, милочка! Да она прехорошенькая! Как замечательно, что вы настояли на том, чтобы ее привезли сюда! С вашего позволения, я ее поцелую! По чести сказать, я вижу, что нам повезло!

Сильные руки подняли Лоренцу, и ее лицо оказалось в непосредственной близости от мужского бородатого лица, она почувствовала прикосновение бороды и запах чеснока. Король!

Он отстранил ее от себя, чтобы рассмотреть получше, и пришел в такой откровенный восторг, что узкие губы его супруги превратились в ниточку, а дамы вокруг Лоренцы зашептались, загораживаясь веерами, которые в такой прохладный вечер и нужны-то не были, ну, разве только для того, чтобы отгонять нежелательные запахи. Не было сомнения, что дамы ворковали между собой, интересуясь, не означает ли появление на сцене этой ослепительной красавицы окончательную отставку мадам де Верней. Королева, должно быть, подумала то же самое, потому что после нескольких приветственных слов, произнесенных холодно и без тени улыбки, она так же холодно и жестко проговорила: