Читать книгу "Всадники Апокалипсиса. История государства и права Советской России 1917-1922 - Павел Владимирович Крашенинников"

сферу гражданского управления. Например, генерал А. И. Деникин тратил на это значительную часть своего времени, хотя никакого опыта в этом отношении не имел. Так что реально гражданскими органами управления заправляли военные.

Все белые правительства создавали министерства внутренних дел, используя опыт полиции царской России. Отряды особого назначения, расправлявшиеся с несогласными, по численности равнялись боевым дивизиям. Их руководители не гнушались и грабежами в процессе реквизиций «у благодарного населения», которые, в свою очередь, также сопровождались карательными действиями в отношении не только политических противников, но и населения в целом. В этих условиях самосуд и убийства происходили регулярно.

Правительство Колчака не отвергало законодательства Российской империи и применяло террор на основе Уголовного уложения 1903 года, в частности статьи третьей главы «О бунте против верховной власти и о преступных деяниях против священной особы Императора и Членов Императорского Дома». Совет министров колчаковского правительства постановлением от 3 декабря 1918 года «в целях сохранения существующего государственного строя и власти Верховного правителя» скорректировал статьи 99 и 100, установив наказание в виде смертной казни как за покушение на Верховного правителя, так и за попытку насильственного свержения власти, отторжения территорий. Приготовления к данным преступлениям, согласно статье 101, карались срочной каторгой[157].

Ранее, в постановлении Временного Сибирского правительства «Об определении судьбы бывших представителей Советской власти в Сибири» от 3 августа 1918 года[158], говорилось не только об уголовной, но и о политической ответственности «сторонников большевизма»: «все представители так называемой Советской власти подлежат политическому суду Всесибирского Учредительного собрания» и «содержатся под стражей до его созыва».

11 апреля 1919 года правительством Колчака было принято положение № 428 «О лицах, опасных для государственного порядка вследствие принадлежности к большевистскому бунту»[159] за подписью министра юстиции С. С. Старынкевича. Документ предполагал довольно мягкие репрессивные меры в отношении большевиков и их сторонников, что объяснялось желанием понравиться западным союзникам в свете готовившегося обращения к мировому сообществу с предложением о признании суверенного государства и Верховного правителя России.

Приоритет отдавался общему (невоенному) судопроизводству, а военно-полевые суды исключались из судебной системы. Расследование дел возлагалось на специально создаваемые Окружные следственные комиссии, действующие согласно постановлению № 508 от 1 июля 1919 года «О порядке расследования и рассмотрения преступлений, совершенных в целях большевистского бунта»[160].

В то же время наличие статей 99–101 во временной редакции Уголовного уложения от 3 декабря 1918 года позволяло при необходимости квалифицировать действия «противников власти» по нормам Уголовного уложения, которые предусматривали смертную казнь, каторжные работы и тюремное заключение и применялись не следственными комиссиями, а органами военной юстиции[161].

Насчет качества колчаковских судов широко высказался бывший председатель Временного Всероссийского правительства (Уфимской Директории) Н. Д. Авксентьев: «Но уже сейчас мы можем указать… общественному мнению на обстоятельства, которые не оставляют сомнений относительно характера суда Колчака и справедливости судебного приговора[162]. Прежде всего необходимо отметить, что судьями были офицеры, друзья офицеров, подвергнутых суду. Свидетелями были также офицеры, их друзья по службе. <…> Мы заявляем, что дело Дрейфуса по сравнению с омским делом является образцом справедливого и беспристрастного суда»[163].

Чаще всего репрессии осуществлялись без суда или по упрощенной схеме судопроизводства, особенно если учесть, что острие репрессий правительства Колчака было направлено не столько против политических противников, сколько против многочисленных партизанских отрядов в тылу, снижавших устойчивость и стабильность белых фронтов.

Колчаковская юстиция трактовала партизан как грабителей, разбойников и бандитов, то есть исключительно как уголовников, а не «политических». С теми, кто взрывает железные дороги, убивает милиционеров, местных чиновников, священников в православных храмах, своих же крестьян, богатых, зажиточных, нечего церемониться. Равно как и с теми, кто их покрывает.

Иными словами, свержение Временного Сибирского правительства трактовалось как «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», а не как политическое явление. А бунтовщиков в Российской империи всегда подавляли безжалостно, используя самые что ни на есть террористические методы. Возможно, такой подход явился одной из системных ошибок белых, которая и привела в конечном счете к их поражению.

Что касается Вооруженных сил Юга России, то там политический характер репрессий не скрывали. 23 июля 1919 года Особым совещанием при главнокомандующем ВСЮР Деникине был утвержден «Закон в отношении участников установления в Российском государстве Советской власти, а равно сознательно содействовавших ее распространению и упрочению», разработанный под руководством ученого-правоведа, председателя Московской судебной палаты В. Н. Челищева. Согласно этому закону, все виновные «в подготовлении захвата государственной власти Советом народных комиссаров, во вступлении в состав означенного Совета, в подготовлении захвата власти на местах Советами солдатских и рабочих депутатов и иными подобного рода организациями, в сознательном осуществлении в своей деятельности основных задач Советской власти», а также те, кто участвовал «в сообществе, именующемся Партией коммунистов (большевиков), или ином обществе, установившем власть Советов», подвергались смертной казни с конфискацией имущества[164].

Приказом № 7 от 14 (27) августа 1918 года Деникин распорядился «всех лиц, обвиняемых в способствовании или благоприятствовании войскам или властям советской республики в их военных или в иных враждебных действиях против Добровольческой армии, а равно за умышленное убийство, изнасилование, разбои, грабежи, умышленное зажигательство или потопление чужого имущества» предавать «военно-полевым судам войсковой части Добровольческой армии распоряжением военного губернатора»[165]. А эти суды штамповали смертные приговоры не задумываясь.

Бессмысленно даже гадать, стал бы террор методом управления в случае победы белых, поскольку этой победы не случилось.

Если всадник на бледном коне и не нанес самый страшный удар по русскому генофонду в сравнении с другими всадниками Апокалипсиса, то культурная катастрофа, вызванная террором – физическим, моральным и психологическим, стала отнюдь не проходным эпизодом русского Армагеддона. Ее последствия имели стратегическое значение для судьбы нового государства под названием СССР.

5

Апокалипсис имперского масштаба

…Увидел я под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которого они держались.

И возопили они в молитвах своих: «Когда, Владыка Святой и Истинный, станешь судить Ты и взыщешь за кровь нашу с живущих на земле?

Откр. 6:9–10

На излете Гражданской войны бывшая Российская империя оказалась перед лицом национальной катастрофы – своего рода апокалипсиса.

О демографической катастрофе подробно уже было рассказано.

Состояние экономики можно описать одним словом – разруха. Валовое производство мелкой промышленности сократилось до 44 % от уровня 1913 года, а крупной – до 12 %. Грузооборот всех видов транспорта в 1920 году составил 17 % от показателей 1913 года, а без учета воинских грузов и нужд самой дороги – 12 %. В 1921 году валовая продукция сельского хозяйства составила 67 % от уровня 1913 года, при этом в гораздо большей степени, в 2,5 раза, сократилась товарность сельскохозяйственного производства. Даже по официальным данным Госплана, которые