Читать книгу "Тиканье часов - Герберт Осбери"

листок бумаги на столе, а затем они с детективом Болтоном склонились над ним. На нём было написано:

«Матабей. 6Л, 2П, 3Л, 2 полных, 1 неполный, ИЛ. Янсен, 222, Третья авеню».

Двое мужчин уставились друг на друга, ничего не понимая, пытаясь определить значение слов и цифр.

— Как бы то ни было, — сказал наконец детектив Болтон, — одно можно сказать наверняка. Янсен — это фамилия мужчины, а дом 222 по Третьей авеню — это адрес. Вот что нам об этом известно.

— Блестящая мысль, — сказал инспектор Конрой. — И про Матабея я тоже знаю. Это тоже имя.

— Китайское?

— Нет, японское. Матабей был японским художником. Он работал примерно в середине семнадцатого века.

— Значит, он не убивал Уолтона, — заметил Болтон.

— Вряд ли, — сказал инспектор. — Но зачем Уолтону понадобилось писать на листке бумаги имя древнего японского художника, а затем вкладывать листок в книгу Дарвина?

— И с такой фамилией, как Янсен, и адресом на Третьей авеню на одном и том же листке, — сказал Болтон.

Инспектор Конрой с любопытством уставился на листок бумаги.

— Возможно, — сказал он наконец, — он имел в виду что-то связанное с той картиной на стене. Это картина Матабея.

— Да? Ну, для меня это ничего не значит.

— А для меня значит, — сказал инспектор. — Я кое-что знаю о японском искусстве, и я узнаю работы Матабея, когда вижу их. Я также знаю его подпись, и она есть на этой картине. Это одна из немногих его работ, которые я видел подписанными. Но почему Уолтон написал имя Матабея?

Он пересёк комнату и остановился перед старинной картиной. Она была большой, примерно вдвое меньше обычной межкомнатной двери. Художник использовал в качестве материала бумагу, плотную бумагу из коры шелковицы, на которой оттискивали старые гравюры, а в качестве сюжета он выбрал Сёки, Усмирителя демонов. В его представлении Сёки оказался гигантской красной фигурой со свирепыми жёлтыми глазами, кольцами в огромных ушах и тупым носом, стоящей на скале с распростёртыми руками и сражающейся с демонами. Картина была закреплена на муслине и окантована чёрным бархатом; эффект был поразительным.

— Это прекрасная картина, — сказал Конрой, — музейный экспонат. Хотел бы я, чтобы она принадлежала мне. Хотел бы я знать, где Уолтон её раздобыл. И вообще, зачем такому варвару, как он, понадобилась такая картина?

Он беспорядочно двигал её туда-сюда, пытаясь понять, что могло заставить Уолтона написать имя художника на листке бумаги вместе с рядом цифр и адресом на Третьей авеню. Он наклонил её к себе, чтобы лучше рассмотреть, как она была закреплена, и вдруг резко сдвинул её в сторону.

— Смотрите, Болтон! — воскликнул он. — Вот что это значило! Посмотрите на этот сейф!

За картиной, скрытый ею, находился стенной сейф, утопленный в штукатурку и выкрашенный так, что виднелась только серая сталь кодового замка, а края дверцы были отмечены тонкими линиями.

— Эти цифры, — сказал Конрой, — должно быть, являются комбинацией, открывающей сейф.

Он вернул картину на место, где она закачалась взад-вперёд на крючке, прикреплённом к карнизу, и вернулся к столу.

— Теперь посмотрим, что у нас есть, Болтон, — сказал он. — Уолтон, очевидно, был забывчивым человеком.

— Кажется, я слышал о нём такое, — сказал Болтон. — Рассеянным.

— Да, — согласился Конрой. — В любом случае, он, по-видимому, сделал вот что — записал комбинацию от сейфа на листке бумаги, а также имя Матабея, чтобы указать, где находится сейф.

— Зачем ему это было нужно? — спросил Болтон. — Я могу понять, как он мог забыть комбинацию от сейфа; я знаю бизнесменов, которые постоянно забывают свои коды и вынуждены их записывать. Но как он мог забыть, где находится сейф?

— Вполне возможно, что мог, — сказал инспектор, — хотя, как вы сказали, это маловероятно. Но, возможно, листок бумаги предназначался и кому-то другому, кому-то, кто ничего не знал о местонахождении сейфа, но кто знал о картине.

— Возможно, — сказал Болтон. — Это могло бы всё объяснить.

— Ну, — сказал инспектор, — как бы то ни было, он записал это, а затем поместил в книгу Дарвина, как в книгу, которую случайный посетитель вряд ли возьмёт в руки. Это книга, которую очень немногие люди, за исключением учёных, хотят читать, хотя все о ней говорят. Затем он написал название книги на листке бумаги и положил его в свою записную книжку.

Инспектору, да и детективу Болтону тоже, казалось, что это было очевидным и правильным решением загадки клочка бумаги. Следующий вопрос касался трёх китайцев в доме на Дойерс-стрит, один из которых был слугой, много лет проработавшим у Уолтона. Как к ним попал бумажник, находившийся, по мнению инспектора, в кармане убитого в момент его убийства? Был ли им нужен именно этот листок, на котором было написано имя «Дарвин»? Или в бумажнике были и другие вещи, которые были изъяты до того, как инспектор и детектив реквизировали его в Чайнатауне? Один из трёх китайцев напал на мисс Уолтон после убийства её отца? Если да, то кто именно? Девушка видела только одного мужчину, и улики свидетельствовали о том, что она вцепилась в нападавшего, царапая его с такой силой, что сломала ноготь на пальце и, по всей вероятности, оставила след на его теле. И у каждого из трёх китайцев, Ли Синга, Чинг Янга и Фонг Лу, на руке был след недавней царапины, которая, вероятно, могла быть оставлена длинным острым ногтем женщины!

— Ещё слишком рано разбираться в этих вопросах, — сказал инспектор. — Что мы хотим сделать сейчас, так это открыть сейф и посмотреть, что в нём находится.

— Вероятно, ничего, кроме денег, — предположил Болтон, — хотя, может, и не только они.

— В нём должно быть что-то ценное, — сказал инспектор, — иначе Уолтон не стал бы прилагать столько усилий, чтобы скрыть комбинацию.

— Что ж, давайте сперва посмотрим, — предложил Болтон, — а потом поговорим об этом.

Они подошли к сейфу, и пока детектив Болтон, придерживая картину рукой, медленно считывал цифры, инспектор Конрой манипулировал комбинационной ручкой.