Читать книгу "Отмененный проект - Майкл Льюис"

человеческой натуры. Потребность в применении математических навыков после того, как был забракован факультетом физики. Простое желание избавить людей от боли.

Другой проблемой было качество научной среды, напоминавшей бабушкин чердак. Образно выражаясь, в психологию сбросили множество несвязанных и вроде бы нерешаемых проблем. «Можно найти двух компетентных и высокопродуктивных ученых-психологов, которые, оказавшись за одним обеденным столом, были бы вынуждены обсуждать шансы футбольных команд или шоу талантов, потому что их знания и интересы в психологии слишком мало пересекаются», – писал психолог Миннесотского университета Пол Мил в своем знаменитом эссе 1986 года «Психология: есть ли что-то общее у наших предметов изучения?».

Тесты показали, что Дэнни в равной степени подходят гуманитарное направление и наука, но он хотел заниматься только наукой. Он также хотел изучать людей. Впрочем, вскоре стало ясно, что юноша не вполне уверен, чем будет заниматься. На второй год в Еврейском университете он выслушал речь заезжего немецкого нейрохирурга, который утверждал, что повреждение мозга вызывало у людей потерю способности к абстрактному мышлению. Заявления впоследствии оказались ложными, однако в тот момент Дэнни решил отбросить психологию и получить медицинское образование – чтобы ему позволили покопаться в человеческом мозге и посмотреть, какие еще эффекты он может порождать.

Профессор, в конце концов, убедил Дэнни, что пройти мучительный путь к медицинскому диплому, если не мечтаешь стать врачом, будет безумием. Но это явилось первым проявлением его модели поведения: схватиться за какую-то идею с большим энтузиазмом, а потом отказаться от нее, разочаровавшись. «Я был убежден, что идей вокруг – полным-полно, – говорил он. – Если что-то не получается, незачем рьяно бороться, просто найди себе другую».

В обычном обществе вряд ли кому-то удалось бы обнаружить выдающуюся практическую пользу от Дэнни Канемана. Но Израиль не был нормальным обществом. Окончив Еврейский университет, который наделил его степенью по психологии, Дэнни был обязан отслужить в израильской армии. Мягкий, отстраненный, неорганизованный, избегающий конфликтов и физически слабый, Дэнни не был идеалом солдата. Лишь дважды он едва не принял участие в настоящем сражении, и оба случая оставили яркий след в его памяти.

Первый раз взводу, которым он командовал, приказали атаковать арабскую деревню. Им надлежало окружить поселение и устроить засаду для арабских боевиков. Годом раньше, после того как израильское подразделение устроило резню арабских женщин и детей, Дэнни и его друг Шимон Шамир обсуждали, что они будут делать, если им прикажут убивать мирных арабов. И решили, что откажутся выполнять приказ.

Сейчас Дэнни был, как ему казалось, очень близок к получению такого приказа. «Мы не должны были входить в деревню, – рассказывал он. – Это предстояло сделать другим. Никто не говорил им убивать мирных жителей. Но никто и не говорил не убивать. И я не мог спросить, потому что это было не мое задание». В дальнейшем приказ отменили, и его подразделение отвели в тыл, прежде чем они соприкоснулись с врагами. Только позже он узнал почему. Другие солдаты попали в засаду, которую устроила иорданская армия, и погибли.

В другой раз его отправили ночью устроить засаду для иорданских солдат. Во взводе было три отделения; двум из них Дэнни велел занять предписанные позиции, а третье к иорданской границе повел сам. Его командир (поэт Хаим Гури) говорил, что он должен двигаться, пока не достигнет знака «Граница. Стоп». В темноте Дэнни этот знак пропустил. Когда взошло солнце, первое, что он увидел, был вражеский солдат, стоявший на холме спиной к нему. Отделение вторглось в Иорданию. («Я почти начал войну».) Участок земли под холмом перед ними идеально подходил для того, чтобы иорданские снайперы перестреляли его солдат. Дэнни повернулся, чтобы увести отделение обратно в Израиль, но заметил, что один из его людей оставил где-то ранец. Представляя взбучку, которую он получит за брошенный в Иордании ранец, Дэнни вместе со своими солдатами долго искал его в опасной зоне. «Это было невероятно рискованно. И очень глупо. Но мы не остановились бы, пока не нашли его, потому что я боялся услышать вопрос: «Как ты мог оставить ранец?!» Вот такой вот идиотизм». В конце концов ранец нашли и вернулись. После возвращения начальство отругало Дэнни, но не за ранец: «Они сказали: почему вы не стреляли?»

Армия отняла у Дэнни привычную роль стороннего наблюдателя. Год командования взводом, как он вспоминал позже, «стер оставшиеся следы всепроникающих чувств уязвимости, физической слабости и некомпетентности, которые преследовали меня во Франции». Однако Дэнни был рожден не для того, чтобы стрелять в людей. В конце концов его приставили к армейскому психологическому отделу. Причем в 1954 году в отделе не было психологов. А новым начальником Дэнни оказался химик.

Так Дэнни, двадцатилетний эмигрант из Европы, проведший значительную часть своей жизни в подполье, оказался экспертом израильской армии по психологическим вопросам. «Он был худой, некрасивый и очень умный, – вспоминает Тами Виз, служившая вместе с Канеманом. – Мне было девятнадцать, ему – двадцать один. Сейчас я думаю, что он флиртовал со мной, но я тогда этого не поняла. Он не был «нормальным» парнем, но люди его любили». Они также нуждались в нем, хотя насколько сильно, могли оценить, конечно, не сразу.

Новое государство столкнулось с серьезной проблемой: как организовать безумно разных людей в единую боевую силу. В 1948 году Давид Бен-Гурион объявил Израиль открытым для любого еврея, который хотел туда приехать. В течение следующих пяти лет государство приняло более 730 000 иммигрантов из разных культур, говорящих на разных языках.

Многие из молодых людей, вступивших в армию обороны нового Израиля, уже пережили неописуемые ужасы. Везде, где бы вы ни оказались, встречались люди с вытатуированными номерами на руках. На улицах израильских городов матери неожиданно сталкивались с собственными детьми, которые, как они думали, были убиты немцами. Вспоминать о пережитом во время войны не любили. «Те, кто имел посттравматический синдром, считались слабаками», – говорил один израильский психолог. Израильскому еврею следовало если не забыть, то хотя бы сделать вид, что забыл незабываемое.

Израильское государство еще только формировалась, его армия находилась в состоянии едва контролируемого хаоса. Солдаты были плохо обучены, подразделения – не скоординированы. Командир танковой дивизии не говорил на одном языке с большинством своих подчиненных. В начале 1950-х официальной войны между арабами и евреями не было, но бессмысленное систематическое насилие проявило уязвимость израильских военных. Солдаты обращались в бегство при первых признаках опасности, а офицеры старались вернуть их обратно. Пехота устроила ряд неудачных ночных налетов на арабские форпосты, в ходе которых израильские военные заблудились в темноте и не достигли цели.

В одном случае, после того как отправленный